далеко, и в конце концов, внимание на них обратили. По-настоящему сильного удара, произведённого группой опытных магов, клан не выдержал, почти все его товарищи погибли, а будущему благочестивцу пришлось спешно уносить ноги в другой конец страны, где по пути он и познакомился с наивным монахом. И тогда колдун понял, где он может найти приют и защиту. Он резко сменил направление пути, напросившись в тот же монастырь, где служил тот самый монах.
С тех пор, жизнь его круто изменилась. Полгода он ходил в послушниках, мужественно нёс послушание и терпел всё, что прежде казалось унизительным. Он уже осознал, какую силу имеет церковь, и прилагал максимум стараний, чтобы продвинуться к алтарю. Его скоро заметили, не только старания, но и необыкновенные способности, и стали поднимать по иерархической лестнице. Но, к сожалению, высоко подняться так и не удалось.
Молодого, теперь уже инока, с именем Симеон, перевели в другую обитель, а там он засветился на совсем не христианском служении. Оказалось, что его настоятель тоже некогда имел дело с чёрной магией, и прекрасно знал эту кухню. Он и вывел его на чистую воду.
Инок Симеон не мог допустить, чтобы все его старания пошли прахом, он лично посетил своего противника, и не побрезговал прибегнуть к шантажу, благо, что за тем водились некие некрасивые грешки, о которых ему случайно стало известно. А вот доказать грех колдовства самого Симеона, было не так то просто. Однако настоятель уже успел передать информацию о своих наблюдениях выше. Потому, карьера бывшего тёмного колдуна застопорилась. И только через двадцать лет он, наконец, получил место настоятеля в скромном храме, на окраине Петербурга. Но наверх больше не стремился. После пострижения в монахи и рукоположения в священники, ему снова поменяли имя, на Зосиму. На его взгляд, нелепое и глупое, но оказавшееся как нельзя более подходящее для его нрава.
К тому времени, колдуны уже о нём забыли, и не помнили ни имени, ни того, как он выглядит, да и те, кто знал его лично, давно уже погибли. Но отец Зосима не думал о них забывать, он постоянно следил за всем, что происходило в их среде. Сам не понимая — зачем?
А любовь прихожан, которых он часто избавлял от различных напастей, и его благочестивое поведение, заслужили ему крепкую репутацию и неоспоримый авторитет. Да и не допускал отец Зосима подковёрные игры против себя. Реагировал быстро и жестоко, ещё до того, как ситуация выйдет из-под контроля. Об этом тоже все прекрасно знали и предпочитали с ним не связываться.
После разговора с Павлом, старец шёл домой и чувствовал необыкновенный прилив сил и вдохновение. Прежний азарт к войне взыграл в нём после долгих лет смирения. Он всё ещё был не так уж и стар, немногим более шестидесяти. И сейчас спина его выпрямилась, и даже походка сделалась стремительной и уверенной. Старец вновь почувствовал вкус к жизни и не собирался упускать открывшуюся возможность мощно заявить о себе.
Глава 2
Следующим утром, исправно помолившись, отец Зосима не стал откладывать дело в долгий ящик, а сразу напросился на приём к митрополиту. Удача ему благоволила, у того оказалось свободное время.
Отец Варфоломей, грузный, с длинными седыми патлами и такой же окладистой бородой, встречал старца Зосиму с блаженной улыбочкой, навсегда приклеившейся к его пухлым красным губам. Но заплывшие жиром глазки смотрели настороженно. По решительному виду старца он понял, что тот, в очередной раз, готовится преподнести ему какую-нибудь гадость.
Отцу Зосиме никогда не сиделось спокойно, он постоянно выискивал какие-нибудь несправедливости и злоупотребления, а если от него отмахивались, то не ленился оповещать о них широкую общественность, пользуясь услугами интернета.
Потому церковное начальство его не любило и не спешило приближать к себе, не смотря на его авторитет и непогрешимость. Ему нужны были смиренные и послушные, каким старец никогда не был и не будет.
И сейчас отец Зосима с удовольствием предвкушал, как то, что он намерен предложить, всколыхнёт заплывшую жиром от неги и довольства душу митрополита.
— Мира и здравия, отец Варфоломей, — смиренно поклонился отец Зосима.
— С миром принимаю, — ответил митрополит степенно и приветливо, — давненько ты не захаживал. Ну садись, рассказывай, что опять удумал, чтобы нам скучно не было? — на губах митрополита заиграла ироничная, хоть и добрая улыбка.
Отец Зосима решительно присел на стул напротив и проникновенно сказал:
— Просьба у меня к тебе, отец, не простая, но удовлетворить её придётся.
У митрополита, от такого заявления, улыбка сползла с лица, сменившись напряжённым вниманием.
— Я прошу у церкви благословения на создание инквизиционного корпуса.
— Что? — митрополит вскочил со стула, — ты в своём уме? Какая ещё инквизиция!
Казалось, что ещё немного, и его пухлая рука влепит старцу затрещину, но тот его остановил:
— Не горячись, батюшка, — сказал спокойно и уверенно, — сначала выслушай. Всё дело в том, — с траурным видом продолжил старец, — что благословим мы, или нет, уже значения не имеет. Колдуны расплодились повсеместно и очень вредят православному люду. Кровь вот-вот прольётся, я это тебе не просто так говорю, не потому, что воззвание готовил, чтобы тебя впечатлить, а знаю наверняка, — он вздохнул, — я пытался их образумить, но всё напрасно! И потому решил, что лучше нам тайно возглавить это движение. Поставить на свой контроль.
У митрополита в голове зашевелились тяжёлые мысли, он спросил уже спокойно:
— Ты уверен в том, что говоришь?
— Иначе бы не пришёл, с такой глупой идеей, на самом деле, — отец Зосима беспомощно развёл руками, — тревожно мне, батюшка. Но, с другой стороны, может, и правда пора уже проучить проклятых колдунов? Дело то Божье, кому, как не нам? Ведь они же и впрямь распоясались! Да и будет ли толк в том, что мы останемся в стороне, если воины христовы всё равно восстанут, а потом начнут на церковь кивать?
— Пора то пора, — проворчал митрополит, — а отвечать нам придётся, по всей строгости закона!
— Ну что ты, батюшка! — усмехнулся старец, — наше дело молиться, и сдерживать неразумные порывы. Или направлять в нужное русло, чтобы толк был хоть какой-то, чтобы христиан опять стали если не уважать, то хотя бы бояться.
Митрополит вздохнул. По его лицу было видно, что предложение старца больше не кажется ему возмутительным и несуразным.
— Да, поразил ты меня, отец Зосима, поразил, как никогда! Что ни говори, это ты делать мастер! Ладно, если и правда всё так серьёзно, как ты вещаешь, то завтра ночью проведём мы тайное богослужение, благословим
