интриг, что плетут мои подданные, — отрезал Вадерион. — Начнешь прогибаться, и тебя тут же сожрут. Темные понимают лишь силу, Ринер, тебе ли об этом не помнить.
— Прекрасно помню, Вадерион, но иногда хочется изящества, — сдержанно пошутил Ринер, рассматривая свои тонкие пергаментные пальцы.
— Придется потерпеть, — с мрачной ухмылкой ответил Вадерион и тут же перешел на деловой тон: — Отчет, Ринер, отчет.
* * *
— Что такое «хес’си»? — спросила Элиэн, отрывая голову от очередного любовного романа, который она начала читать прямо в библиотеке. Ей уже не раз попадалось это слово, и из контекста она догадалась, что речь идет о возлюбленной. Хотя и не всегда.
— Любимая и единственная или любимый и единственный, — пыхтя, ответил Гырызтарг. Он нес в руках стопку книг и говорить ему было тяжеловато.
— Уф, — он бросил наконец книги на столик и посмотрел на читающую Элиэн. — Хес’си — так называют темные своих любимых. Заморочки расы. Возлюбленных может быть много, а любимый — один. Как они это определяют — один Повелитель Глубин знает!
— Благодарю за столь подробное объяснение, — произнесла Элиэн, пряча улыбку за корешком книги. — Не посоветуете мне что-нибудь из более интеллектуальной литературы?
Гырызтарг почесал свой зеленый лысый затылок, прикрытый лишь жидким черным пучком волосинок и, порывшись в только что принесенной стопке книг, протянул ей особенно толстый том.
— Про устройство Темной Империи. Много полезного там, — пробормотал он с непонятным сомнением. Элиэн мысленно пожала плечами, вслух поблагодарила и, забрав книгу, покинула библиотеку. Со дня приема прошел почти месяц. Совсем скоро в Темную Империю должна была прийти зима. По черным пустым коридорам гулял ледяной сквозняк, а за окнами завывал его старший брат ветер. Снег еще не выпал, но землю в саду уже подморозило. Элиэн поплотнее куталась в свой самый теплый плащ и начинала подумывать о том, чтобы обновить гардероб — ей катастрофически не хватало зимней одежды. Осталось договориться о тратах с супругом, ведь без него ей еще раз залезть в казну не дадут — и так до сих пор казначей и Алеса припоминают ей бальное платье. Вот только беда в том, что Вадерион после приема охладел к ней окончательно. Не спасали даже ужины и обеды. Темному Императору надоела эта игра, и Элиэн стоило как можно меньше напоминать повелителю и супругу о себе. Что ж, этого следовало ожидать. Она отошла в сторону, вновь прячась в привычной для себя тени. Было немного обидно и жаль, что этот короткий период оттепели в их отношениях действительно был столь короток. Теперь она старалась лишний раз не показываться на глаза супругу. Правда, это не означало, что Шэд остался без прикормки. Элиэн ни за что бы не оставила мальчика без еды, так что теперь их встречи носили исключительно тайный — от Вадериона — характер.
— Спасибо вам, — искренне благодарил дроу. Что бы там не говорил Вадерион, а даже в пятьсот лет его секретарь оставался до безобразия юным. Элиэн лишь умилялась его восторженному взгляду багровых глаз.
В этот момент дверь кабинета внезапно отворилась, и на пороге возник Вадерион. Его взгляд разительно отличался от взгляда Шэда, хотя оба были темными эльфами.
— Что ты здесь делаешь?
— Живу, — невинно хлопая глазами, ответила Элиэн, пока Шэд мастерски прятал тарелку с мясной подливкой. Судя по тому, как втянул носом Вадерион, он подвох почуял.
— Зайди.
Элиэн, прижимая к груди многострадальную книгу, послушно последовала за мужем в кабинет.
— В следующий раз вспомни, что ты моя супруга, — холодно произнес Вадерион, садясь за стол. Когда он становился таким жестким — Императором, а не мужчиной, — Элиэн вновь начинала его бояться: в такие моменты она вспоминала, что полностью зависит от этого дроу, и как бы она не боролась с ним и с окружающими, как бы не старалась давать отпор этому немыслимому давлению, она оставалась всего лишь его женой, его вещью, о чем он не раз ей напоминал. Именно от его воли зависел каждый ее шаг, и это она не могла изменить, как бы не хотела. Оставалось лишь подстраиваться, вот только склонять голову Элиэн не желала даже перед Вадерионом. Особенно перед Вадерионом.
— Опять любовный роман? — его пренебрежительный взгляд прошелся по обложке книги.
— Нет, кое-что более полезное, — вскинув подбородок, ответила Элиэн. Когда Вадерион сидел, а она стояла, ей не приходилось постоянно задирать голову, но темный словно специально провоцировал ее, заставляя постоянно чувствовать себя никчемной.
— И как? — странным голосом поинтересовался Вадерион, не отводя взгляда от книги в ее руках.
— Так себе, — презрительно, в его любимой манере, ответила Элиэн.
— Правда? — в багровых глазах мелькнул алый всполох. — И что же не устроило светлую эльфийку? Манера изложения или автор?
В недоумении Элиэн все же повернула книгу обложкой к себе и прочла название и имя автора. Теперь стала понятна реакция библиотекаря и Вадериона — этот толстый томик был написан последним. Похоже, в желании насолить темному она села в лужу.
— Вадерион, мне так жаль… Я не хотела тебя обидеть, — призналась Элиэн, глядя на увлекшегося документами супруга. Тот никак не отреагировал на ее покаяние. И зачем она это делает? — Я не читала книгу. Но прочту.
Темный продолжал игнорировать ее, всем своим видом показывая, что она лишняя. В его кабинете, в его жизни и в его Империи.
Развернувшись, Элиэн сделала шаг к двери, и в следующее мгновение сильные мужские руки обхватили ее, а сзади почувствовался жар чужого тела. Совсем как в ее первую брачную ночь…
— Вадерион, отпусти, — жалостливо попросила она, не в силах дать отпор: ее сковало от ужаса.
— Почему ты так напряглась? — обжег он ее своим дыханием.
От бессилия и безысходности хотелось плакать, но слезами этого холодного мужчину не разжалобить. А он с такой легкостью мучил ее, еще и задавал очевидные вопросы. Почему ей не хочется быть рядом с ним? Неужели ей надо вслух произносить это? Как объяснить, что она до сих пор помнит ту боль и беспомощность, когда он прижимал ее кровати, когда входил в нее, разрывая до крови?
— Я сейчас что-нибудь делаю? — вдруг спросил Вадерион. — Элиэн? — позвал он, потому что она не ответила.
— Нет.
— Тогда почему ты боишься? — Он говорил спокойно и размеренно, как с ребенком или больным.
— Я помню… — пролепетала она, не в силах продолжить.
— Ты помнишь плохое, — прошептал он, вновь обжигая горячим дыханием ее острое ушко, потом шею. — Может, стоит обрести более приятные воспоминания?
Его руки накрыли ее. Он погладил ее пальцы.
— Ты холодная.
— Мерзну, — все еще застыв, как статуя, ответила
