комплимент из всех возможных. – Ты выглядишь продуктивным.
– Продуктивным, – медленно повторяет он.
– Угу, – бормочу я, сжав губы и не смея произнести ничего более.
Уилл долго с сомнением смотрит на меня, а потом, к моему удивлению, смеется. Я впервые слышу его смех. Он головокружительный, безудержный и звучный. Настолько приятный, что мне жаль, что мир не слышит его чаще. Даже две обернувшиеся женщины у нас за спиной, кажется, так считают.
Я немного наклоняюсь вперед и улыбаюсь шире.
Я не пытаюсь заявить о своих притязаниях. Здесь нет ничего моего. Мне здесь ничего не принадлежит.
Я просто… пододвинулась.
– Знаешь, Саванна, – говорит Уилл, не замечая всего этого, – ты бы далеко пошла в Нью-Йорке. Но давай лучше… оставим работу на работе. – Он останавливается взглядом на доске для дартса и паре, которая, бросив последний дротик, уже направляется к выходу. – Может, сыграем? Или… тебе нужно в «Полар Стар» на бис?
Мне в самом деле нужно туда вернуться. Хотя я отлично обработала того мужчину. Если нам повезло, к этому моменту он уже вручил Лайле свою визитку.
И в любом случае мне пойдет на пользу в кои-то веки развлечься по-другому.
Лайла бы мной гордилась. Она всегда говорит, что мне нужно чаще выходить из дома и особенно делать что-то без Ферриса и Оливии.
– Сейчас я, по идее, должна картинно махать контрактом у себя над головой и уговаривать Лайлу подписать его, но это может подождать, – говорю я, соскальзывая со стула. – Так что пойдем играть.
Пока мы петляем сквозь толпу, я осознаю, что не спросила, а не ждет ли его кто-то в ресторане. Он же не мог прийти один. Он ведь не из тех, кто завершает вечер пятницы в одиночестве в элитном баре?
Я украдкой смотрю на него и внезапно ощущаю прилив жалости.
Боже.
Как я до сих пор этого не заметила?
Он только что переехал сюда из Нью-Йорка. Оставил там всю свою жизнь, после того как его уволили из издательства. Вернулся сюда спустя целую вечность. И понял, что его тут никто не ждет. Его старые друзья не теряли времени. Тоже переехали, женились, завели детей. И, когда он вернулся домой совершенно опустошенным и поверженным, нуждаясь в друзьях, которые бы заполнили пустоту внутри, их не оказалось рядом. И вот теперь он здесь.
В пятницу вечером.
Один.
И это по-настоящему ужасно.
Все это время он притворялся независимым, невозмутимым и таким… что у него… все под контролем, хотя на самом деле в «Пеннингтоне» в нем видят лишь «нового страшного босса».
Я чувствую, что должна что-то сделать.
Ведь так поступают Кейды: сами привносят в мир перемены, которые хотят в нем видеть.
Нам редко предоставляется шанс помочь окружающим как-то масштабно, а вот по мелочи – каждый день.
Мы сами растем, поддерживая других людей.
И все такое.
Прокручивая в голове эти клише, я направляюсь с Уиллом к доске для дартса и ощущаю прилив энергии.
Я действительно чувствую, что делаю доброе дело.
То есть это, конечно, поступок не того уровня, о котором я бы рассказала семье за ужином, и, как говорят мои родители, налоги с него не соберешь, но уже довольно близко.
Я снимаю три старых золотистых дротика с доски, отхожу к почти стертой красной линии на полу и лучезарно улыбаюсь Уиллу.
– Прошу, – говорит он и делает жест рукой. – Ты когда-нибудь уже играла?
– Немного, – отвечаю я, поднимаю руку с дротиком и, прищурившись, смотрю на доску перед пробным броском. Дротик приземляется на бежевую девятку.
– Не хочешь сделать игру интереснее? – спрашивает Уилл, пока я отхожу в сторону, а он занимает мое место.
Я оценивающе смотрю на него.
– Возможно. Как? – У меня появляется идея, и мой взгляд озаряется. – Если я выиграю, то на следующем совещании получу право голосовать от имени директора.
Уилл наклоняет голову и удивленно вскидывает брови.
– Ты хочешь поставить на кон должность босса? В дартсе.
– Нет, – возражаю я, поднимая палец. – Я хочу стать боссом, обыграв тебя в дартс. Это не одно и то же.
Он смеется и бросает дротик. Тот приземляется на красную цифру восемнадцать.
– Я хотел предложить, чтобы проигравший купил победителю картошку фри. Но давай сделаем вот что… – Он замолкает. – Тот, кто проиграет, должен ответить на вопрос.
– «Правда или действие»? Мы что, в школе?
– Будут условия, – добавляет Уилл.
– Например? – спрашиваю я. От одной мысли об этом меня переполняет энергия, и я ощущаю кайф. Вокруг царит шумное веселье. Как минимум с трех сторон раздается музыка. Повсюду слышно бряцание тарелок и бокалов.
Все так же, как в салуне «Пейнтид Пони» с Томом, но с Уиллом пол выглядит не заляпанным, а винтажным – потертым сотней тысяч ног друзей, которые встречались здесь много лет. Музыка не бьет по ушам, она пульсирующая и живая. Даже компания рядом со мной кажется не столько бесстыдно пьяной, сколько очень, очень дружелюбной.
Ну, за исключением парня, который только что свалился со стула. Он скорее неуклюжий, чем дружелюбный.
– Каждый сможет трижды воспользоваться правом вето. И мы будем держаться на профессиональном уровне.
Профессиональном. Разумеется.
– Короче, это как та игра для знакомства, в которую Йосси пытался нас втянуть на последнем тимбилдинге.
– Но с картошкой фри, – добавляет Уилл и поднимает палец. – Я буду хорошим боссом и куплю нам ведерко.
Я хмурюсь.
– Йосси тоже применил эту тактику, только с донатами.
И все же я невольно улыбаюсь, когда Уилл уходит к бару.
Спустя несколько минут он возвращается с ведерком в руке.
– Дамы первые, – говорит он.
Я подхожу к линии.
– Мне начинает казаться, что меня заставили работать на выходных, – бормочу я и смотрю на доску.
Я бросаю первые три дротика и получаю в сумме тридцать два очка.
Уилл бросает свои и получает сорок.
– Итак, – говорит он, вытаскивая дротики из доски. – Зачем ты хочешь получить директорский голос на следующем совещании? Какой у тебя мотив?
– Никакого. Просто… – Я пожимаю плечами. – Роб будет топить за рукопись Уивера, а Жизель склонять нас к тем поющим инфлюэнсерам, и оба решения будут ошибочными.
– Потому что ты хочешь Смита, – невозмутимо заявляет он.
– Нет, я перечитала его заявку, еще немного покопала, но начала терять к нему интерес. Я все равно вынесу его рукопись на обсуждение, но, между нами, он меня не покорил.
Уилл снова разражается своим необыкновенным смехом и бросает дротик, а потом еще один.
– Какое откровенное признание.
Я слегка улыбаюсь, наблюдая за тем, как он бросает третий.
– Ну… – Я пожимаю плечами, свыкаясь с осознанием того, что постоянно говорю ему больше, чем нужно. А он не против. – Я приложу все усилия, чтобы представить его рукопись в лучшем свете, но, скажем так, – если я смогу убедить вас всех, значит, мне удалось убедить саму себя.
– А что не так с проектом Уивера и той группы? Если ты не поддерживаешь своего автора, то что думаешь по поводу них?
– Ну, Роб думает, что у Уивера огромный потенциал, но я почти уверена, что его соцсети раскручены за счет проплаченных ботов в инстаграме. – Я встаю перед доской, замираю и оглядываюсь. – Серьезно, Уилл. Его специальность – таксидермия. Откуда у него двести тысяч страстных поклонников таксидермии? Откуда? А насчет группы… – Я пожимаю плечами. – Технически они, может, и знаменитости, но все-таки находятся внизу пищевой цепочки. Хотя для меня главная проблема – в рукописи. В ней нет оригинальности, энтузиазма, цели. У них нет четко определенного направления, они ни разу меня не заинтересовали и, если честно, они недостаточно знамениты, чтобы мы поверили, что их книгу купят только за счет бренда. Про них знают далеко не все, поэтому продажи будут зависеть от хорошего контента. А его там нет.
Я бросаю дротик, и он приземляется на бежевую цифру пятнадцать.
– Ого. Не ждал столь пылкого ответа от такой милой девушки, – говорит Уилл.
От его комплимента мои щеки заливает жаром. Он ведь сказал это искренне, верно?
– Ну, это правда. Мне платят не за то, чтобы я увиливала.
– Готова ли ты к честности в свой адрес?
Вопрос
