испытанное Эммой, было омрачено осознанием того, что мистер Поул только что вынул из ее руки листок бумаги, да так, что она этого даже не заметила. Теперь он неторопливо разворачивал бумагу перед ее лицом.
«Рыбак рыбака видит издалека» – пронеслось у нее в голове, пока этот господин вынимал у нее из рук и масляную лампу, но на этот раз уже безо всяких ухищрений, и читал кое-как написанные слова.
– Это ты писала? – спросил мужчина. Внезапно он как будто даже протрезвел. Да и акцент стал практически незаметным.
– Я только что подняла ее с пола, – сообщила ему Эмма, – под вашей дверью лежала.
Мистер Поул посмотрел под дверь, как будто надеялся найти там ответ, а потом снова поднял глаза на Эмму. Удивительно, но он, судя по всему, ей поверил. К тому же встревоженным он не казался. Наоборот, в глазах его появился алчный блеск.
– Убирайся отсюда, – властно скомандовал он. – У меня полно дел.
Эмма не заставила долго себя упрашивать. Она поспешила прочь, двигаясь по коридору почти в полной темноте, ориентируясь на дальнее свечение ламп по ту сторону лестницы, и старалась унять свое дыхание и закрепить в памяти, слово за словом, то, что прочла на листке писчей бумаги. Добравшись до своей комнаты, она непременно запишет этот текст, зафиксирует его: она хотела быть уверенной, что ничего не забудет.
Предупреждение. Держите рот на замке по поводу того, что знаете (или думаете, что знаете) о произошедшем в Карловых Варах, иначе пеняйте на себя.
Эмма чувствовала, что только что наткнулась на что-то важное, на нечто такое, за что Шерлок Холмс с превеликим удовольствием заплатил бы ей целую гинею.
XXIV
На следующее утро Эмма отправилась на стойку регистрации – поговорить с Шаожанем. Она с трудом могла бы объяснить себе, почему решила ждать всю ночь, пока Шаожань придет на работу, а не рассказала о ночном происшествии Элис. Было бы гораздо проще и логичнее сначала поговорить с сестрой, но не в привычках Эммы было посвящать ее в свои проделки и злоключения. И не было никакой разницы, шла ли речь о том случае, когда они с Мерседес сбежали из Скотланд-Ярда, куда их доставили после того, как девчонки влезли в окно пустующего особняка на Винчфилд-роуд и полдня примеряли там наряды владелицы дома, или о встрече с мистером Поулом здесь, двумя этажами ниже. Что бы ни произошло, Эмма всегда возвращалась к старшей сестре, притворяясь, что с ней абсолютно ничего не случилось, и только спустя какое-то время отводила душу в компании своих друзей.
Когда после той встречи она поднялась на верхний этаж, дверь в комнату Джонатана оказалась уже закрытой, что означало, что он наконец-то вернулся, и Эмма ограничилась тем, что вошла в их с сестрой комнату, достала из прикроватной тумбочки свой блокнот и карандаш, доложила Элис, что все в порядке, после чего снова забралась в уголок совы и принялась писать, приводя свои мысли в порядок. Глаза слипались, но она точно знала, что если сейчас уснет и проспит всю ночь, то все произошедшее внизу растает, уйдет из ее памяти далеко-далеко и восстановить все подробности она уже не сможет. А уж если Эмма чему-то и научилась у сыщиков с Бейкер-стрит, так это тому, что каждая, даже самая мелкая деталь имеет значение.
К тому моменту, когда она отправилась к Шаожаню с блокнотом под мышкой, ей удалось собрать достаточное количество немаловажной информации, чтобы гордиться собой. Даже находясь в цепких руках мистера Поула, она все же не позволила страху парализовать ее мозг полностью, часть его сохранила холодность и аналитические способности. Просмотрев еще раз свои записи, она пришла к некоторым неопровержимым выводам.
Первое. Мистер Поул врет. Она не могла бы точно сказать, в чем он врет, но этот человек не был тем, за кого себя выдавал. Поулы являлись уроженцами Бристоля, города на юго-западе Англии, где жили несколько поколений этого рода, да и Элис вчера, после встречи владельца отеля с персоналом, заметила, что мистер Поул разговаривает с распространенным в этой части страны акцентом. Однако после пятнадцати лет, которые Эмма прожила в Олдгейте, она запросто опознавала диалект кокни, весьма характерный для самых низов лондонского Ист-Энда, и была уверена, что человек, столкнувшийся с ней, говорил именно с этим акцентом. И хотя в финале их разговора он постарался скрыть свои следы, первые фразы выдали его с головой. Она была уверена, что, встреться она с ним случайно где-нибудь утром в отеле – хотя она и приложит все усилия, чтобы этого не случилось, – бристольский акцент немедленно к нему вернется, как по мановению волшебной палочки. Но Эмма застала его в тот момент, когда он был пьян и встревожен отсутствием электричества, из-за чего и ослабил над собой контроль.
Быть может, Монтгомери Поул теперь и живет в Бристоле, но все же немалую часть своей жизни он провел в Лондоне, в чем Эмма была совершенно уверена. И не в самых благополучных его районах. Однако больше всего ее удивляло то, что он скрывает этот факт своей биографии – стыдится своего низкого происхождения?
Второе. Кем бы ни был тот, кто оставил записку под дверью мистера Поула, он не очень-то хорошо спланировал свои действия. Это явно было импульсивное решение, о чем свидетельствовали небрежный почерк и использованная для этого писчая бумага с грифом отеля, которую «Белгравия» предоставляла в распоряжение своих постояльцев: стопки таких листов лежали на письменном столе каждого номера.
Третье. Мистер Поул не только не выглядел как-то раздосадованным этой запиской, но даже был обрадован. Он явно ожидал подобной реакции. Мистер Поул к чему-то стремился, и эта записка упрощала ему достижение цели.
Эмма пока что не имела в своем распоряжении отсутствующих частей пазла, однако у нее была слабая надежда, что Шаожань сможет ей помочь. Если мистер Поул – мошенник, то ведь почти невозможно, чтобы его сын был совершенно не в курсе; а если Джонатан что-то об этом знает, то тогда об этом, скорее всего, знает и Шаожань. Другое дело, что Шаожань может не захотеть поделиться этими знаниями с ней.
– Я всего лишь хочу помочь Джонатану, – шепотом объясняла она, пока юноша принимал ключ из рук гостя, намеревавшегося покинуть отель, и аккуратно помещал его в нужную ячейку в ящик под стойкой, где ключ будет дожидаться возвращения постояльца. – Это же видно невооруженным глазом, что отношения с отцом у него так себе, а с прошлой ночи я совершенно точно знаю, что у него есть для того основания.
Эмма подобралась к нему ближе, зайдя за стойку. Внешний вид ее сегодня был в полном порядке – не то что в прошлый раз, когда она прибежала сюда же, на рабочее место Шаожаня, – и не должен был привлекать излишнего внимания. Ей не хотелось ждать, пока Шаожань устроит перерыв, она должна была прояснить этот вопрос как можно скорее. Парень явно был настороже. Чувствовалось, как напряжены его плечи под фирменным сюртуком. Однако не ей, судя по всему, была адресована эта защитная реакция. К Эмме он повернулся с тем доверчивым выражением, которое немедленно напомнило ей лица лондонских друзей и то, как Виггинс, Мерседес, Зои и Фредди вели себя с ней, когда все они оказывались в непростой ситуации. Внезапно по телу ее разлилось тепло.
– Дай-ка мне прочитать этот текст, – попросил он. – Ты сказала, что там упоминались Карловы Вары?
Эмма раскрыла блокнот на той странице, где она восстановила текст записки, и показала ему.
– Смотри, – сказала она, пока Шаожань, нахмурив брови, читал текст в ее блокноте. – Его просят, чтобы он молчал о том, что там происходило или же имело отношение к последствиям тех событий. – Она помолчала. – Карловы Вары – это город в Богемии, – уточнила она. – Судя по письму Шерлока Холмса… – тому, что я у вас на время взяла, ну, ты помнишь, – мастер Вэй какое-то время жил там.
Шаожань поднял взгляд и посмотрел Эмме в глаза.
– Я знаю, – только и сказал он.
В эту секунду еще двое клиентов положили ключи на стойку и направились к выходу. Шаожань выступил вперед, чтобы взять ключи и пожелать гостям приятного утра. Эмма дождалась, пока Шаожань вернется, и продолжила разговор.
– Хуберт родом из Богемии, – изрекла она, хотя и так было понятно, что это Шаожаню тоже известно.
– Хуберт этой записки не писал, – твердо сказал он.
– Но это не проблема, – попыталась успокоить его Эмма. – Я же сказала тебе, что не доверяю мистеру Поулу, и меня совершенно не волнует, что Хуберт ему угрожает,
