городе, где она, как оказалось, родилась. Она пыталась почувствовать страх или скорбь об утраченном детстве, которого ее лишило какое-то пророчество. Но этим чувствам мешала память, подкидывающая воспоминания о видениях и голосе, который, собственно, и открыл ей эту тайну. Вдруг это не помутневший рассудок, а действительно какие-то способности, то, из-за чего она должна была погибнуть тогда. Осознание значимости всего было еще в расплывчатом состоянии, оно не обрело очертаний, не получило формы, чтобы Ида могла что-то предпринять. Она плакала, пока Святой отец предавался воспоминаниям, в его рассказе сквозило сожаление, просьба искупления, будто он находился там, будто был свидетелем или, что хуже, участником. Когда он закончил и посмотрел на нее, в его глазах блестели непролитые слезы.
Он смотрел на нее внимательно, будто изучал, будто хотел проникнуть в душу и убедиться, что спасение не было напрасным. Что они не подписали себе смертный приговор. Благими намерениями.
Ида вытерла слезы, сделала пару вдохов и выдохов, попыталась откашляться и тихо произнесла:
— А если я — та, кто принесет погибель?
— Не думаю, дитя. Пророчество — результат, а не процесс. Я не знаю, что и как приведет к такому исходу, но я уверен, что быть тем, кем тебе уготовано, — это выбор! Каждый свободен выбирать: следовать за судьбой или поворачивать ее туда, куда ты считаешь нужным.
— Но мои сны, — увидев замешательство Сар-Микаэла, Ида поняла, что не рассказала еще о своих видениях. Она замешкалась, страх и неуверенность раскрывать тайну, способную переубедить его, заставить поверить, что она напророченная погибель. Но Ида не могла больше держать в себе, поэтому сдалась и рассказала о своих снах и голосе.
Сар-Микаэл внимательно слушал.
— Я не… не знаю, что это, но все эти совпадения не могут ничего не значить, — тяжело вздохнула Ида, не поднимая головы. Она боялась увидеть в глазах Святого отца страх или ненависть.
— Но и не могут ничего значить, если ты не придашь им этого значения, — спокойный, внушающий доверие голос успокоил Иду, и она подняла голову.
— Вдруг это не сны, а видения? Вдруг они предупреждают меня, чтобы мы могли избежать этих опасностей?
— А может в попытке избежать, мы наоборот приблизимся и сделаем хуже? Ида. Не вини себя!
— Я не знаю, как мне быть дальше, что делать, — Ида всплеснула руками и тяжело уронила их на колени.
— Я уверен, ты примешь правильное решение. У тебя доброе сердце, полное любви, не отрекайся от него. Не позволяй страху затуманить твой разум и чувства. Не бойся! Убегая от опасности, мы наоборот бежим ей навстречу. — Сар-Микаэл положил руку на ее плечо и слегка сжал. Этот жест подарил Иде толику уверенности. Если сам Святой отец не видит в ней угрозы, если он верит в нее, это должно что-то значить.
Ида ничего не ответила. Святой отец словно все понял и, казалось, не ждал ответа. «Не отрекайся от него». Все так запуталось. В один миг ее мир перевернулся и больше не станет прежним. Она поговорит с отцом, скажет, что хоть и обижена, но понимает его. Она обязана ему своей жизнью. Но ей не избавиться от мысли, что эта жизнь может стоить жизни миру. Живы ли ее настоящие родители и сможет ли она когда-нибудь встретиться с ними? Удастся ли сохранить эту страшную тайну? Почему она не родилась на день раньше или позже, как Ишас. Ишас! А что если… Ида резко подскочила и вылетела из кельи, даже не поблагодарив Сар-Микаэла. Она мчалась так быстро, как могла.
Не замечая на пути ничего, она добежала до кузницы. Ворвалась запыхавшаяся, в слезах, растрепанная и с порванной юбкой и только потом осознала, какой вид у нее. Она застала Ишаса в кузнице вместе с Луйсом, они о чем-то жарко спорили. Луйс возвышался над Ишасом и казалось, еще немного и их словесная борьба перейдет в физическую. Увидев ее, они резко замолкли, хотя в глазах все еще пылали искры гнева, но они мгновение озадаченно разглядывали ее. Ишас первым пришел в себя и подбежал к Иде.
— Ида, что случилось? С тобой все в порядке? Тебя кто-то обидел? — Ишас взял ее лицо в ладони и приблизился так близко, что она ощутила его дыхание. Он смотрел ей в глаза требовательно и гневно, но злился не на нее, он был готов в ту же секунду излить свою ярость на любого, кто ее посмел обидеть. — Ида, скажи мне, что…
— Все хорошо, все в порядке, — она коснулась его рук и попыталась улыбнуться. — Мы… мы можем поговорить? Извини, если ты занят…
— Это подождет, пойдем!
— Я правда могу…
— Нет, пойдем в дом! — Он обнял одной рукой ее за плечи и направился к двери, соединяющую кузницу с домом. По пути он обернулся и прошипел Луйсу: — Мы не закончили.
В ответ Луйс лишь усмехнулся, будто эти слова ничего не значили.
* * *
Мне нравится этот парень. Честное слово, отец, если б я был смертным, таким бы хотел стать. Ему абсолютно безразличны авторитеты, сила, власть или деньги. Он готов отстаивать правду до конца. Он готов бороться за все, что считает правильным, до последней крови. Если б все твои создания были такими, как этот юноша, я бы смог полюбить этот мир. Я бы смотрел на все иначе. Я бы не жаждал так сильно его заката. Сколько в нем достоинства и благородства. Он не боится меня. Не заискивает. Понимает, что я сильнее, но не отступает. Я бы им восхищался. Знаешь, отец, если б я не знал, то посчитал бы, что ему уготована миссия спасения. Но ты не создал их идеальными. И у него есть слабости. Хотя на мой взгляд, они делают его человеком. Но идеальной ты создал лишь ее. Ненадолго.
Глава 12. Наваждение (Ранее 15.2. Вой и 16 Огонь)
Ишас завел ее в дом, он что-то говорил про чай и предлагал присесть, но Ида ощутила, как голос его становится глуше, а перед глазами расплывается темнота.
Вой. Далекий, утробный, первородный. Хор голосов, эхом вторящих друг другу. Тьма. Пустота. Пронзающий страх. Чувство падения. Кружения. Парения. Тьма сгущается. Сдавливает. Вытягивает воздух. Нечем дышать. Нечем дышать. Вой. Вдали. Ближе. Вой вырывается из собственной груди. Вспышка — два желтых глаза.
— Ида? — голос вырвал ее из этой тьмы или страх — она не знала. Только бешено стучащее сердце и взволнованный взгляд Ишаса, придерживающего ее двумя руками. — Присядь, ты… ты слышишь меня? Скажи что-нибудь?
Нет
