стареньких Клейнов, и что-то сразу защемило внутри, возвращая в те далёкие годы, когда, попрощавшись с Игорем и его родителями, он уехал учиться, а его друг остался в городе.
Вся жизнь Игоря Клейна перевернулась в тот день, когда в институт с показательными выступлениями приехали представители школы карате СЭНЭ. Игорь увлёкся и поехал в Москву на семинар, где тренировался у Тадеуша Касьянова. Только что вышел фильм «Пираты ХХ века», и Касьянов в один день стал легендой Советского Союза. Уже через год на Всесоюзном семинаре Игорю присвоили звание Сихана, и он получил официальное разрешение набрать группу в своём городе и тренировать. К окончанию института он уже был главой областной федерации карате, в которой насчитывалось шесть секций общей численностью почти двести человек. Он был аттестован на первый дан и получил долгожданный чёрный пояс. За ним начали присматривать – комсомол, милиция, все те, кто опасался физически сильных личностей, объединённых в группы и способных противостоять практически любой власти.
Секции пытались внедрить в рамки добровольных народных дружин, но взять под полный контроль мощную и самостоятельную структуру у государства не получалось.
Восточные единоборства набирали бешеную популярность, и вскоре вышло постановление правительства о незаконности преподавания карате. В один день всё закончилось. То, к чему стремились тысячи людей, то, что нарекли смыслом жизни, превратилось в запрещённое, чуждое советскому человеку деяние. Кто-то перешёл в самбо и бокс, кто-то стал тренироваться подпольно, а кто-то плюнул на всё и пошёл дальше.
Игорь не торопился с решениями. Оставив самых близких и преданных учеников, он продолжил тренироваться, влившись в группу самбо при институте. Уже тогда он понимал: главное – сохранить людей, группу. К концу восьмидесятых, когда карате вновь вышло из подполья и приобрело официальный статус, Игорь Клейн уже был признанным авторитетом в мире спорта и не только.
Окончив институт, он не остался в медицине, а всё чаще и чаще стал задумываться о бизнесе. К концу 1989 года его федерация насчитывала уже около тысячи человек, треть из которых были, по сути, профессиональными бойцами. Игорь не лез в криминал, но всё чаще и чаще его с его людьми привлекали для сопровождения грузов или для поддержки на «стрелках» «цеховиков», не желавших попадать под полную зависимость от «блатных», которые в то время единолично контролировали все стороны нелегальной жизни страны.
Именно тогда и зародилось зерно великого противостояния «воров» и «спортсменов», которое переросло в настоящую кровавую войну, унёсшую сотни жизней.
Игоря Клейна знали и уважали, но как самодостаточную фигуру в криминальном мире не воспринимали. Всё изменилось в начале девяностых. Игорь вместе с тремя товарищами открыл несколько торговых палаток в одном из районов города. Договорившись с администрацией района, они не договорились со Скворцом – главным бандитом и положенцем города. И когда в палатки отправились скворцовские «торпеды» для получения отчислений с клейновского бизнеса, по чистой случайности вся старшая группа Клейна оказалась рядом. Группа «торпед», состоявшая из пяти человек, вернулась после схватки не вся. Кого-то увезли в больницу, а кто-то ушёл навсегда. В милиции дело замяли: мирные жители не пострадали, а пострадавшие заявлений не писали. Труп списали на случайность, и всё вернулось на свои места.
Но именно с того дня и началась одна из самых жестоких криминальных войн города.
Игорь Клейн понимал, что полумер тут быть не может. За месяц он собрал около двухсот бойцов, которых поделил на группы по десять – пятнадцать человек, и поставил во главе каждой самых надёжных своих учеников. Они стали заниматься как чистой коммерцией, так и откровенным рэкетом, защищая коммерсантов, по сути, от таких же, как и они, лихих ребят.
«Спортсмены» во главе с Клейном решительно противопоставляли себя «блатным». «Спортсмены» не ругались матом, строго одевались, а главное, никто из них не сидел.
Милиция в те годы была настолько слаба, что, не имея реальных рычагов противостояния неофициальной бандитской власти, лишь наблюдала за столкновением противоборствующих сторон и с ликованием подсчитывала трупы, которыми щедро одаривала землю каждая «стрелка».
От прежней жизни маленького Игоря почти ничего не осталось. Родители эмигрировали в Израиль, о медицине он и не вспоминал. Осталась лишь скрипка. Он часто играл, в основном в одиночестве, запершись в своей квартире с пуленепробиваемой дверью. Играл и слушал, как лязгает затвор или предохранитель АКМ его охраны на площадке около двери, думал о прошлом и будущем, задавал себе вопросы, на которые не существует ответов. Просто играл и отдыхал. Играл самому себе, а иногда той девочке – Светику-семицветику, как он тогда её называл. Светлане – будущей жене своего друга, босса и партнёра Саши Костылькова.
Глава 4.2
У Костылькова к тому времени, когда Клейн стал криминальным авторитетом, дела тоже шли в гору, но совершенно иначе. Окончив экстерном строительный техникум, он вступил в ряды ВЛКСМ. Быстро освоившись, сразу влился в молодёжное движение города и вскоре стал сподвижником некоторых сил, которые постепенно набирали обороты в стране. Он вовремя получил диплом университета кооперации и, уже будучи специалистом с высшим образованием, начал свою стремительную карьеру.
Вскоре Костыльков возглавил городскую комсомольскую организацию, поэтому к моменту распада Союза оказался именно в той команде, которая и определила жизнь страны на ближайшие десять лет.
Приватизацию он встретил во всеоружии. Скупая ваучеры у населения и имея важнейший источник информации в правительстве Москвы, Костыльков сумел стать собственником нескольких предприятий бытового обслуживания и крупного ликёроводочного завода.
Казалось бы, пора было возвращаться. Но Костыльков не спешил. Его настораживала криминальная обстановка в родном городе. К московской системе, где криминальные структуры были не менее сильны, он уже привык. Здесь существовал свой порядок, который Костыльков знал и понимал. Но в городе, где прошло его детство, всё погрязло в войнах и противостояниях и победителя предугадать было невозможно.
Именно тогда Костыльков впервые услышал о Моцарте – криминальном авторитете новой формации, – дерзко выступавшем против сложившейся десятилетиями криминальной системы. Моцартом Игоря нарекли во время первого пребывания в СИЗО. Он попал туда после очередной разборки, и единственное, что ему разрешили передать в камеру, была его старая скрипка.
Игорь провёл в клетке всего неделю, но вышел уже Моцартом – молодым, дерзким авторитетом, обладающим реальной силой, но презирающим старые воровские законы и понятия. Костыльков знал историю Моцарта, но даже и предположить не мог, что известный криминальный авторитет и его друг детства маленький Ига-Ося – это одно лицо. Проводя рекогносцировку своей старой территории, Костыльков пришёл к выводу, что договариваться нужно со «старой школой». И оказался прав. Институт воров в законе существовал уже
