Книга Кого не взяли на небо - Клим Мглин

— Вы милый пан, неверно мой отказ восприняли. Никак я не могу принять вас в качестве супруга, ведь ведьма я и грешница великая. Прошу прощения за мучения сердечные, что причинила вам, и так молю вас: оставьте вы меня в покое, взамен, чтоб сатисфакцию вам дать, вот колдовская вещь — платок бессмертия. Не страшно тому, кто носит платок этот, любое оружие. И в поединке, и на поле бранном жизнь и здоровье ведьминский платок хранит. Берите и уходите, господа хорошие, да попам не показывайте, дьявольские чары на нём, сама наложила.

— Ага, ведьма она, говорил я тебе, пан Якубович; она сынка ландграфа отвергла, и знатного помещика отвергла, и тебя отвергла, а садовнику отдаётся. От бесовского духа противоречия сии поступки. Могла бы в шелках и парче ходить, есть с серебра, и на перинах воздушных спать. Так нет же: она, курва пандемониум,  под вонючим цветоводом стонет. Не бери сей платок дьявольский, пойдём к епископу, расскажем о ведьме, что искушала нас подарками сатаны, засвидетельствуем, и пусть сожгут на костре колдунью проклятую.

Так сказал денщик шляхтича, недоверчивый и суеверный тип. Но Адам слова его не слушал, платок он возжаждал больше, чем тело прекрасной девы.

— Отринь сомнения, пан Адам, проверь, что заколдованный ведьмой кусочек тряпицы может, — сказала ему Майя и снова платок на шею себе повязала:

— Ударь меня своим мечом, да посильнее.

Подняла она свою головку прелестную, глаза прикрыла и стояла тихо, улыбалась и шептала что-то.

Адам вынул меч. Поверил он словам Майи и прозрел. Ведьма она, заколдовала его, опутала чарами, на бесчестный, противный господу поступок толкает. Пусть же идёт, подобру-поздорову, а   у него, у Адама, теперь талисман колдовской будет и золота вдоволь. Будь проклята она: пусть других своим колдовством любовным путает, а он тотчас же на родину отправится, найдёт себе достойную жену. Но посмотреть со стороны на чудо всё же хочется — узреть, как сатанинские чары сталь отведут.

Он ударил точно в шею, как в бою. Брызги крови пали на весеннюю траву и стены пещеры. Мёртвая Майя рухнула, как подкошенная. Её отрубленная голова подкатилась к ногам дезертира. Адам дико закричал и бросился прочь. Денщик бросился в другую сторону. Такое отчаяние завладело обоими, что и не подумали злоумышленники следы преступления своего скрыть. Адам блуждал много дней по лесам, и  образ Майи, что голову свою в руках держала,  следом за ним летел. Не вывез он муки душевной, нашли его вскоре, висящем на дереве, на ремне своём солдатском. Денщик же спать и бодрствовать не мог, опять же, мёртвая ведьма его преследовала. Глаза он себе выцарапал. Так люди от него, безумного, с окровавленными глазницами, правду и проведали. Да поздно. Виктора, садовника, коего Майя, которую за красоту уже давно Розой Турайда звали, избрала мужчиной своим, застали над окровавленным трупом девушки, всё там же, в пещере этой проклятой, бессловесного, и, признав виновным, повесили».

* * *

— Клёва, — томно выдохнула Аглая.

Она потопталась вокруг могилы сорвала пару синих висильков и положила цветы возле надгробной плиты. Лицо девушки лучилось романтической скорбью.

— Скай, — она тронула за плечо притихшего лива, — Но кто же была та женщина, что так напугала меня в гроте? Я услышала две легенды; ты хороший рассказчик, а у меня богатая фантазия, так вот: та баба в красном платье — ни разу не Вайда, и уж тем более не Майя, Турайдская Роза. Я же говорю: она похожа на Морриган, ирландскую ведьму, как называл её мой папаша.

— Морриган, Морриган, — лив побарабанил пальцами по граниту надгробия, — Заезженный персонаж, набивший оскомину имидж; не думаю, что настоящая Морриган выглядела так.

В густом кустарнике чуть поодаль звонко хрустнула ветка. Бездна нацелила туда ствол Диемако.

— В этих зачарованных местах творится что-то, не имеющее отношение к местным седым легендам. Прямо сейчас здесь пишется новая история, но, возможно, действующие персонажи этой новой саги стары, как весь этот мир. Пойдём отсюда, — осторожно предложил Скаидрис, опуская рукой дуло штурмовой винтовки, — Подобру-поздорову. Пока можем. Монакура тебя заждался. Не хочу злить твоего приёмного папу.

— Думаешь не стоит представить тебя, как моего нового бой-френда? — спросила Бездна.

— Уверен: пока не стоит, — ответил лив.

Недоросли взялись за руки и торопливо зашагали прочь от могилы.

* * *

— Недурно, совсем недурно.

Йоля убрала остриё датского меча от подбородка Соткен, и они вновь разошлись по сторонам небольшой площадки, устланной древними камнями. Тут и там из земли торчали покосившиеся надгробные плиты, увитые красным плющом. Монакура стоял в тени крепостной стены, в позе отдыхающего ковбоя, опершись одной ногой на кирпич. Он пожёвывал травинку, с удовольствием наблюдая, как две женщины пытаются друг друга убить, танцуя в клубах пыли, поднимаемой их стройными ногами.

— Продолжим.

Йоля нетерпеливо глянула на сержанта, Монакура вяло сплюнул травинку и пронзительно свистнул; с крытой галереи замка взлетела в небо стайка испуганных диких голубей. Пуу проводил их взглядом и сглотнул слюни. Сержант проголодался. Но обед подождёт: такого дивного представления Монакура Пуу ещё не видел.

Состязание разительно отличалось от кровавой схватки, произошедшей в кругу поединщиков возле кирхи. Там Йоля демонстрировала всем совершенные навыки изощрённого искусства убийства. А сейчас она танцевала, и от этого танца невозможно отвести глаза.

Она держалась очень прямо, начиная каждый раунд в одной и той же стойке: обнажённые, покрытые рыжим пушком и веснушками, слишком мускулистые для женщины руки согнуты в локтях и слегка приподняты над правым плечом; обе ладони, затянутые в кожаные потёртые перчатки, крепко сжимают длинную рукоятку меча; острие клинка нацелено точно в лицо противнице. Её молниеносные, скупые движения и мягкая кошачья пластика зачаровывали, создавая гипнотическую атмосферу этой импровизированной дуэли. В её стиле боя отсутствовали жёсткие блоки, она избегала атак соперницы используя плавные уходы и вязкое парирование, когда её оружие отклоняло в сторону клинок противника, который казалось бы уже рубил её тело, после чего её собственная атака неизменно достигала цели. Соткен, проигрывающая раунд за раундом не выглядела побеждённой, кривушка держалась более чем достойно, превосходно дополняя танец мастера. Её яростные, непредсказуемые атаки вызывали у Монакуры Пуу горловые спазмы; казалось: ещё один взмах катаны и к ногам бывшего барабанщика подкатится отрубленная красноволосая голова.

Вот он, этот взмах!

Катана Соткен, сложным финтом поменяв направление удара, обрушилась на Йолю. Японский меч встретил лишь