и в итоге крюк намотали километров на десять. Людей больше не встретили. По крайней мере живых. Лес показал зубы и осторожно притих, недобро ворча темными кронами. Ночевали сбившись в тесную кучу, огня не разводили. Шестаков пообещал если вернемся, а Валька в отряде трескает кашу со шкварками, то он поганцу самолично башку оторвет. У Капустина начался сильный жар, плечо воспалилось, пуля затянула в рану волокна гимнастерки и маскхалата. Медикаментов не было, и к рассвету радисту совсем поплохело, остаток пути раненого волок под руки Карпин, поддерживая и не давая упасть. На Кольку, радующегося новой обувке, навьючили трофейный пулемет. Парень не ныл, нравясь Зотову все больше и больше.
К линии постов вышли измотанные, невыспавшиеся и злые.
– Как сходили? – спросил дозорный, небритый мужик с желтыми, прокуренными зубами.
– На букву хэ, не сказать, что хорошо, – буркнул Шестаков.
– Тут сам товарищ Сталин звонил, – реготнул второй часовой, парень лет двадцати пяти с блеклыми, глубоко запавшими глазками. – Спрашивал как там Степан Шестаков, не захворал ли? А то, мол, какая без Степана война? Нужон совет его срочно, на каком фронте нынче удар затевать!
– Зубоскаль, Прошка, – добродушно откликнулся Шестаков. – Новости есть?
– Решетовцы вернулись.
– Да ну!
– Без потерь обошлись, бобиков локтевских постреляли, добычи взяли пару возов. Только потери их уже в лагере ждали. Такая вышла херня.
– Подробней, – напрягся Зотов.
–Убийство у нас, – Прошка цыкнул желтой слюной. – Ночью Кольку Шустова зарезали, одного из решетовских, которые в лагере оставались.
– Шустова! – ахнул Степан. – Я ему пятьсот рублев должен был.
– Ну радуйся, теперича можешь не отдавать.
Зотов дышал с присвистом, тяжело. Очередное убийство слегка выбило из колеи. Хмурый лес стал и вовсе зловещим. Ощущение приближения чего-то недоброго усилилось в тысячи раз.
– Ну, спасибо за новости! – Шестаков умоляюще сложил ладони. – Давай что ли закурим, Прошка, с горя, а то поиздержался я табачком.
– Ну уж нет, Сирота, – Прохор отступил на пару шагов. – Я теперь поумнел, в прошлый раз ты у меня весь кисет упер под шумок, пока байки травил.
– Не я это! – клятвенно заверил Степан. – Наговоры и клевета. Я тока цигарочку скрутил тоненькую, а кисет тебе возвернул!
– Точно мне?
– Ну может и не тебе, народу много было, такие все одинаковые!
– Вот и проходи, тут ловить нечего. Марков вас с вечера ждет, а тут еще убийствие это, сам не свой командир. Табаку не дам!
– Не больно то и хотелось, – отозвался Степан и гордой походкой зашагал в лагерь.
– Мы в санчасть, – предупредил Карпин.
– А я пожру да спать завалюсь, прощевайте славяне, – Шестаков широко зевнул, прикрыв рот ладонью.
Смерть партизана на этих двоих абсолютно не повлияла. До чего доводит война…
– А я к Маркову, попытаюсь узнать что к чему, – вздохнул Зотов и сказал Кольке. – Воробьев, неси пулемет в землянку разведчиков и отдыхай.
– Есть! – козырнул Колька, единственный из подчиненных,хоть немного поддерживающий субординацию. Остальные ушли по-английски, хорошо хоть кисет не пропал… А и нет его, а значит и пропадать нечему. Зотов поправил автомат на плече.
Маркова он нашел в штабной землянке, куда ввалился без стука и приглашения, попав на импровизированное совещание. Кроме командира отряда, за столом сидели пухлый интендант Аверин и незнакомый, хищно-красивый мужчина в щегольской укороченной шинели, перетянутой офицерской портупеей дореволюционного образца. Лицо вытянутое, нос по-соколиному крючковатый, одна бровь выше другой, яркие голубые глаза, настороженные и цепкие, смотрели с легким прищуром. В отличии от большинства партизан тщательно выбрит, и одеколоном потягивало точно от него, а не от вечно потеющего Аверина.
Марков всплеснул руками:
– Виктор Палыч! А мы и не чаялись! У нас тут такое!
– Обстоятельства задержали. Здравствуйте, товарищи, – Зотов без сил повалился на лавку.
– Доброе утро, – поприветствовал интендант.
– Виктор Павлович Зотов, – на правах хозяина представил Зотова Марков. – А это командир боевой группы, капитан Никита Егорович Решетов.
– Здрасьте, – Решетов привстал и протянул руку. – Приятно познакомиться.
– Взаимно, – Зотов пожал сильную, сухую ладонь. – Можно просто Виктор.
– Тогда, Никита, и давай сразу на ты, официальности не терплю, – Решетов улыбнулся краешком рта. Зотов навидался подобных улыбочек, резко контрастирующих с холодным, изучающим взглядом. Надо же, знаменитый Решетов. Представлял его совершенно иначе, угрюмым, здоровенным, заросшим бородищей, как леший. А этот, похоже, кадровый офицер.
– Удачно сходили? – с ноткой беспокойства спросил Марков.
– Относительно, – хмыкнул Зотов. – Валька дома не появлялся, мать и соседи не видели.
– Эх, Валька, бедовая голова, – сокрушенно вздохнул Решетов. – А ведь я его предупреждал, никакой самодеятельности. Думаю, у парня в очередной раз шило в заднице засвербило, отправился нас встречать, ну и разминулись немного. Я ему примерно обрисовал, где будем идти.
– Без винтовки ушел? – недоверчиво спросил Зотов.
– Валька пацан умный, за то мне и полюбился, – обронил Решетов. – Смекалкой взрослому фору даст, без мыла в любую щель проберется. Если была вероятность встречи с бобиками или немецкими патрулями, оружие мог и не взять. В такой ситуации винтовка - верный путь на виселицу, а вот грамотно сработанный аусвайс может помочь.
– Тоже верно, – согласился Марков. – Эх, напороть бы задницу стервецу!
– Не те времена, Михаил Федорович, – поморщился Решетов. – Рукоприкладство в воспитательном процессе изжито. А из таких, как Валька Горшуков, лучшие бойцы вырастают.
– Шишки геморройные вырастают, – буркнул Марков. – Вернется, ух и задам поганцу, не смотря на твою протекцию, Никита Егорыч.
– Справедливо, – кивнул Решетов. – Обещаю наказать по всей строгости.
– Валька не в твоей группе пока, – напомнил Марков.
– Не имеет значения, я его забираю, – улыбнулся ледяной улыбочкой Решетов. Зотов молчал, внимательно слушая. Какова роль Решетова в отряде? По ощущению, он главный, а не Марков. Сам принимает решения, ни на кого не оглядывается, вольная птица. Почему? Странно.
– А и хай с ним! – отмахнулся Марков и повернулся к Зотову. – У нас и так беда на беде, Севастьян Митрич куда-то пропал! Все в кучу, все! Ушел с Петькой Рыжим в Локоть, и ни ответа ни привета!
– Севастьян
