– Мои родители не хотят больше сюда возвращаться, – объясняет она. – Это вполне понятно. Я тоже не хочу.
– Харпер…
– Так будет лучше. Нат всегда будет со мной, рядом. – Она заходит в больницу, и за ней шумно закрываются двери.
Харпер права, я больше ее не увижу – они с семьей уедут на следующий день. И никто не расскажет мне, куда они отправились. Иногда мне интересно, попала все-таки Харпер в Фэйрвью или нет.
Но потом я еще очень долго думал о том, что Харпер принесла Нату. Что было в фольге? Что-то продолговатое, похожее на сигару, но сужающееся к концу, как морковка.
Возможно, такая любовь, как у нас троих в те два лета, больше никогда не повторится в моей жизни. Может, я исчерпал свой лимит любви.
Я добираюсь до дома и сажусь на край скалы. Ветер поднимается, и свист камней высоко и пронзительно звучит у меня в голове. Внезапно я понимаю, насколько он ужасен – как шум ветра в пещере или лязг металлической бочки, которую тащат по каменистому дну.
Я пытаюсь спрятаться от него в своей комнате. Родители пакуют вещи – завтра мы уезжаем. Они разговаривают на повышенных тонах, и до меня доносятся их недовольные голоса. Они меня не беспокоят. Все просто хотят отсюда убраться. Мысли об убийствах повисли над бухтой, как дух разложения. Я пакую сумку за десять минут и оставляю маленькую комнатку такой же чистой и пустой, какой увидел впервые.
С этим местом покончено. Меня ждет город, а потом школа. Не знаю, смогу ли я это пережить. Но я хотя бы буду далеко от свиста и от моря.
Видимо, я пока еще не понял, что подобные события не проходят бесследно.
В квартире ревет кондиционер. Я сижу в своей комнате и пялюсь в стену. Снаружи кипит Нью-Йорк. Что-то бормочет радио. К полудню асфальт настолько прогреется, что на нем можно будет жарить яичницу. Сегодня играют несколько баскетбольных команд.
В дверях появляется отец. Я вздрагиваю. Он никогда не заходит в мою комнату, и я сразу думаю, что случилась какая-то беда. Трагедия.
– С мамой все в порядке?
– Я подумал, что лучше тебе услышать это от меня, – произносит он. – Пару дней назад умер Натаниэль Пеллетье.
Как выясняется, первое предположение обычно самое верное.
Я всем телом ощущаю специфическое перераспределение времени и пространства, которое всегда происходит, когда слышишь о смерти.
– Кто его убил?
Я вижу перед глазами лицо Харпер. Умный, хитрый ребенок.
– Никто его не убивал. У него случилась остановка сердца. Так бывает. Рана оказалась заражена, и развился сепсис. Начинается дикая лихорадка – и сердце просто останавливается. Может, это и к лучшему, – говорит он, кладя руку мне на плечо. – В том доме, в подвале, все еще находят разное. Считают, что они могли совершать все эти убийства вместе. Отец и сын.
Его рука сжимает мое плечо. В таком положении я могу откусить ему мизинец. На секунду мне кажется, что я действительно чувствую хруст его костей между зубами.
Дрожа, я отворачиваюсь к стене. Чувствую, как продавливается кровать, когда отец присаживается рядом со мной.
– Я знаю, что он был твоим другом, Уайлдер.
– Нат никогда бы никого не обидел. Никогда. – Может, если я буду повторять эти слова, они станут больше походить на правду.
Отец вздыхает.
– Может, где-то глубоко внутри он и был хорошим парнем. Но, видимо, у него были и другие стороны… более темные. – Я чувствую, что отец над чем-то размышляет. – Не вижу причин, почему тебе нельзя об этом узнать, – наконец говорит он. – И, может, от этого станет легче. Дело в том, что Элтон Пеллетье не был отцом Натаниэля. Не мог им быть, судя по группе крови. Они даже не родственники. Говорят, однажды из Кастина в крупный город сбежала беременная женщина. Элтон поехал за ней и вернулся с ребенком. Он сказал, что ребенок от него, что она пошла по кривой дорожке, поэтому он забрал мальчика. Ни у кого не было причин сомневаться в его словах. У девушки действительно имелись проблемы. Но оказалось, что мальчик не сын Элтона, откуда бы он его ни взял.
– Значит, Ната похитили? И, может, все это время мать искала его?
– Может, чемпион. – Папа обнимает меня, и в этот момент я чувствую, насколько на самом деле это ужасно. Я потерял друга. Вспоминаю Ната и каким он был: благородный и блестящий, как молодой лев. Или каким он мне казался. Какова бы ни была правда, его уже нет.
– Знаешь, я думал, что это ты, – бурчу в папино плечо. – Ты Человек с кинжалом.
– Что? – тихо переспрашивает он. – С чего ты так решил?
– Ты уходил по ночам в странное время, выглядел виноватым, врал. Ты был каким-то другим последние пару лет. Сначала я думал, что это из-за моего взросления, но, оказывается, изменился не только я.
У него вытягивается лицо:
– Извини, что заставил тебя волноваться, чемпион.
Я не переставая думаю про Ната. Он знал, что его похитили? Думал ли убежать, найти свою семью? Мне так больно за него. А потом я холодею от мысли: зло порождает зло. И обычно схожей природы. Похищенные дети могут задумываться о похищении детей. Так что и Нат мог об этом задумываться или, по крайней мере, просто залезать к ним в комнаты и наблюдать за ними во сне, как когда-то, возможно, делали с ним. А может, он раздумывал и о краже.
А может, ему просто хотелось того, что было у них? Дом с теплой кроватью и ночником, спящая рядом семья? Это я могу понять. Могу почти почувствовать, и у меня внутри все переворачивается. Какую он испытывал тоску! А от тоски возникает желание наказать. Я даже в свои семнадцать это знаю. Нат хотел наказать этих детей?
Или, может, все эти рассуждения абсолютно бессмысленны и во всем виноват Элтон?
Я слышу, как щелкает замок входной двери. Сегодня у отца день рождения. Ни у кого из
