в первую очередь.
Но так хочется снова обнять ее, поцеловать. Она совсем не похожа на маму. Рыжие волосы, зеленые глаза, веснушки. Но Тамара все равно для меня родная. Ближе никого нет.
Уйти сам я не успеваю. Врывается Волков. Влетает в палату как ураган.
– Какого дьявола ты вытворяешь? – рычит. – Чертов мальчишка. Да что ты себе позволяешь?
– Это я виновата, – бормочет Тамара. – Я сама позвала Глеба и…
– Нет, – обрываю и крепче сжимаю ее ладонь. – Я пришел, потому что захотел. В твой дурацкий дом не поеду. Выполнять твои команды не буду.
– Будешь, – цедит. – Еще как будешь.
– Нет.
Его ладонь опускается на мое плечо. Сжимает до хруста и отдергивает от Тамары.
– Отвали!
Отпихиваю его, бью ногой по ноге. От неожиданности он меня выпускает. Волков сильнее, по захвату чувствуется. Но я сдаваться не собираюсь. Буду биться до последнего.
– Охрана, – распоряжается князь. – Взять его.
Здесь точно без шансов. Это я понимаю позже, а пока извиваюсь, размахиваю кулаками. Но типы скручивают меня в два счета.
– Трус! – выплевываю Волкову прямо в рожу.
– Ты с этой… хм, с этой женщиной не останешься. Вижу, нам долго придется пожинать плоды ее воспитания.
– Нормальное воспитание. Получше твоего!
– Разумеется, – скалит зубы ублюдок. – Глеб, когда я сказал, что в один миг могу прервать финансирование, то был абсолютно серьезен. Пустых угроз никогда не бросаю.
– И что? Тамара в порядке.
– Да, но как видишь, ей еще требуется медицинская поддержка. При аварии произошла серьезная травма позвоночника. Скажи, ты хочешь, чтобы твоя Тамара снова ходила?
Оборачиваюсь. Смотрю в сверкающие зеленые глаза.
Тамара молчит. Но я и без слов понимаю ее. Вижу, как двигаются губы, шепчут без звука – “Люблю тебя”.
Гипс. Куча трубок, которые до сих пор подключены к телу.
Я бы хотел, чтобы это был блеф. Очень хотел. Но понимаю, все так и есть.
– Какой же ты уебок, – говорю, что чувствую.
– С твоим мнением я уже ознакомился на стене подвала, – сухо заключает Волков. – Благодарю за то, что указал на бреши в системе безопасности. Досадные мелочи уже исправлены. Насчет подобных выражений, то они недопустимы в обществе приличных людей. Впредь обращайся ко мне “Александр Александрович” или “Ваше сиятельство”.
Надо ли говорить, что я обращаюсь к нему как угодно, но только не так? Забываю, что рядом Тамара. Склоняю эти обращения, как на ум придет. Приходит много. Я столько грязных слов за всю жизнь не сказал. Раньше никогда не тянуло так выражаться. Если бельгиец на экране отпускал пару крепких выражений, у меня уши горели. А тут я сам наговорил такого, что прежде и в мыслях не мелькало.
Рожа Волкова вытягивается. И я вижу – зацепило. Проняло. Это подстегивает продолжать дальше. Но потом все обрывается.
– В машину его, – распоряжается князь, а сам задерживается в палате с Тамарой.
Напрасно я вырываюсь. Охранники все равно выводят меня за пределы клиники и отправляют в тачку.
– Тебе повезло, что я не сторонник телесных наказаний для тех, кто не достиг совершеннолетия, – говорит Волков, когда усаживается рядом со мной на сиденье и машина трогается с места.
– Тебе тоже повезло, – отвечаю и глаза не отвожу.
Пусть своих детей строит. А мне он – никто. Посторонний тип. Но конечно, я вижу, что так просто от него не избавиться. Деньги, власть. У него все тузы. Козырные карты. Я пока еще не играл, хотя пацаны в школу приносили. Больше из кино знаю.
Волков мрачнеет. По ходу его бесит, что страха во мне ноль. Привык, как другие перед ним стелятся и дрожат. Но со мной трюк не проходит. Сперва он реально напряг, теперь я привык.
Я не оставляю попыток свалить. Не сразу, но все равно пробую. Выжидаю, присматриваюсь, ищу пути.
Меня находят. Всегда возвращают обратно. Дальше дома ускользнуть не выходит. Даже за воротами не оказываюсь. Быстро ловят, прямо в момент прижимают.
Но я не сдаюсь. Пару раз даже за рулем оказываюсь. Водить не так и сложно. Не понимаю, почему права мне положены только через кучу лет. В двенадцать я прекрасно справляюсь с управлением, лихо наворачиваю круги. Охранники с трудом умудряются меня перехватить и заставить притормозить.
Баловство. Я согласен. Но иногда хочется всех вокруг позлить. Только это меня и развлекает. Вижу, как Волкова корежит и продолжаю. Вообще, надеюсь, ему наскучит все это, надоест и он попросту отвалит. План хороший, только не срабатывает.
Я ищу разные пути подпортить настроение князю. Однажды забираюсь в его кабинет. Думаю, там все разнести, но вижу портрет мамы на столе.
Сперва я не верю. Застываю и рассматриваю фотографию. Без рамки. Снимок лежит на какой-то увесистой папке. Внутри сразу скребет.
Мама на фото точно такая, как я ее помню. У Тамары несколько альбомов есть, да и наши она забрала. Такого снимка я не помню.
Замираю, смотрю и насмотреться не могу.
Те фотографии, которые у меня были, они почти все темные. Эта цветная. На нее смотреть особенно интересно.
– Мама, – говорю.
И пальцем по снимку провожу.
Тут у мамы длинные черные волосы. До самого пояса. Я ни у кого таких волос не видел. Глаза у нее светлые. Серо-голубые. В них как будто небо стоит. А еще они… теплые. Трудно объяснить, но вот даже сейчас, на этом фото, я чувствую, как ее взгляд меня согревает.
Мама широко улыбается, машет кому-то рукой. Она одета в строгий деловой костюм. Я не помню, чтобы она похожую одежду носила. У нее были платья. Просто совсем не такие.
Почему это фото у Волкова? Чего это он маму разглядывает?
Я выхожу из кабинета, так ничего там и
