своим видом выражая недовольство. Надо же. И эта тоже норное животное. Я уж думала, Серый у нас какой-то странный.
Радим тем временем попросил меня немного подождать, а сам отвел Альгидраса в сторону. Говорили они тихо. Я даже и не думала, что Радим так умеет. Беседа давалась обоим нелегко. Радим хрустел пальцами, а Альгидрас попеременно то морщил нос, то потирал шею поверх повязки. Мне стало неловко наблюдать за их мучениями, поэтому я отвернулась, и взгляд сам собой наткнулся на резьбу над воротами. Помнится, я хотела рассмотреть эти узоры еще в самый первый визит сюда. Тогда Альгидрас не позволил, потому что мы были одни в закрытом дворе. Странно, прошла всего неделя, если не меньше, а кажется, будто целая жизнь. Рассматривая витиеватую резьбу, я вдруг заметила в ней некую закономерность. Узоры повторялись не целиком, а небольшими частями и напоминали скорее не рисунок, а… надпись? Надо же. Я столько дней провела в доме Радима, а обращала внимание лишь на резьбу в виде виноградной лозы и вьющегося цветка. Почему же ни разу не посмотрела на эти орнаменты? Мне снова стало неуютно от мысли, что Альгидрас всерьез способен сотворить что-то магическое.
Когда Радим тронул меня за плечо, я даже вздрогнула – так задумалась. Он обнял меня и потянул к воротам.
– Вы помирились? – без обиняков спросила я.
Радим тяжело вздохнул, явно не зная, что мне сказать. Я с тоской вспомнила Миролюба, который всегда прямо и без утайки отвечал на все мои вопросы. Впрочем, Миролюбу не приходилось столько лет жить бок о бок с таким человеком, как Всемила.
– Помирились, – наконец ответил воевода и потянул меня к воротам.
Я оглянулась на хванца, который пошел нас проводить.
– Радим, – решилась я, понимая, что это глупость, но другого шанса у меня просто не будет. – Позволь мне видеться с Олегом.
Радим встал как вкопанный. Альгидрас последовал его примеру и еще скорчил гримасу, словно говоря: не смей.
– Зачем? – с подозрением спросил Радим.
– Олег… успокоил меня очень. А еще он начал легенды разных народов рассказывать, да так и не досказал. Я дослушать хотела.
Радим обернулся к хванцу. Мне показалось, что тот, если бы ему не было больно, пожал бы плечами, а так ограничился очередной гримасой.
– Так ты не сможешь сюда одна ходить, – с опаской откликнулся Радим, явно ожидая истерику.
– Ну так пусть он к нам ходит, как поправится.
– Как поправится, он в Каменицу поедет, – хмуро сказал Радим и повернулся к выходу.
Так вот о чем они говорили. Альгидрас поправится и уедет. И я его больше не увижу?! Ну уж нет! И дело было даже не в том, что от этой мысли мое сердце заколотилось как сумасшедшее. Дело было в том, что я пропаду без него в этом мире. Кому еще я смогу сказать правду?
– Тогда сделай так, чтобы я могла приходить сюда! – потребовала я.
– Всемилка. – Радим повернулся ко мне, прищурившись.
Я уперла руки в бока, хотя совсем не хотела скандалить. Мне-то ничего не будет, а вот Альгидрасу это может аукнуться.
– Кому из нас ты не доверяешь? – тоже прищурилась я.
Радим посмотрел на Альгидраса, потом на меня. Было совершенно очевидно, кто, по его мнению, слабое звено в нашей цепочке.
– Люд болтать будет.
– А тебе что с того?
Я понимала, что зарываюсь, но за то, как я восприняла новость о ребенке, воевода мне уступит. И я не ошиблась. Радим нахмурился и вздохнул:
– Ладно. Со Златкой будете ходить.
– Еще чего! – воскликнула я, понимая, что со Златой никакого общения не получится. – Зачем ее таскать да расстраивать? Вон он как выглядит.
Я ткнула пальцем в Альгидраса, который отступил на шаг и выставил ладони перед собой, словно отгораживаясь от моей затеи.
– Просватанная ты! – голос Радима понизился до шепота, точно нас могли подслушать.
– И что? Он же твой побратим. Чего тебе бояться?
– Бывший! – отрезал Радим.
– Ну а для меня не бывший.
Каким-то неведомым чутьем я понимала, что именно так вела себя Всемила, когда хотела чего-то добиться. Бросив взгляд на хванца, я перехватила кривую усмешку. Лучше бы помог, чем глумиться.
– С матерью завтра придешь. И покуда она тут будет, слушай свои сказания, сколько душе угодно. А потом с матерью домой.
Я открыла рот, чтобы возмутиться, но тут вмешался Альгидрас.
– Всемила, брат прав. Либо так, либо никак.
Я посмотрела на предателя, но так и не смогла разозлиться по-настоящему, потому что выскользнувшее из-за туч солнце вдруг высветлило прядь его волос почти в белый и раскрасило россыпь веснушек. И я отчего-то залипла на нем взглядом, а сердце сделало кульбит. Да что со мной такое? Вновь почувствовав головокружение, я инстинктивно шагнула к Радиму, ища поддержки. Он тут же обхватил меня за талию и притянул к себе.
– Плохо тебе?
– Просто голова закружилась, – пробормотала я. – Хорошо все.
– Посидеть хочешь?
– Нет. Пойдем.
Мы вышли со двора, и в голове немного прояснилось. Радим держал меня за плечи, точно думал, что я вот-вот упаду, а у меня перед глазами стояло встревоженное лицо Альгидраса. В его взгляде было обреченное знание. Он что-то понял сегодня. Вот бы еще узнать что. Хорошо, что я передала рисунок. Уж он наверняка поймет, что это за женщина на бересте. С шаром и огнем на вытянутых ладонях.
Я остановилась так резко, что не ожидавший этого Радим сделал по инерции шаг вперед, продолжая крепко держать меня за плечи, и я не упала только потому, что он не позволил.
– Опять плохо? – прошептал он.
Я поняла, что мне снова не избежать отвара. Но все это было неважно, потому что я вспомнила сегодняшний сон. Женщина, протягивающая ко мне пустые ладони посреди рушащегося мира. На схематичном рисунке Миролюба тоже была женщина. И она так же вытягивала вперед руки. Только они не были пусты. Я помотала головой и круто развернулась, чтобы броситься к дому Велены. Точнее, попыталась, потому что Радим позволил сделать только половину оборота, а потом надежно зафиксировал меня и зашептал на ухо:
– Хорошо все, Всемилка. Мы уже почти дома. Пойдем же. Ну.
– Мне к Олегу надо! – попыталась объяснить я, понимая, что не просто так увидела этот сон.
– Пойдем домой, хорошая моя. Пойдем, Всемилушка. Мать там такие щи приготовила, твои любимые. Пойдем.
Я извернулась и заглянула в лицо Радиму. Хотела объяснить, что я уже в порядке и мне просто нужно кое-что сказать хванцу, это быстро, но наткнулась на такую панику в карих глазах, что все мои объяснения застряли в горле. Как же боялся бесстрашный воевода того, что кто-то в Свири узнает об их беде? Я с трудом высвободила руку и коснулась ладонью колючей щеки. Радим не носил бороды, но его подбородок и щеки почти всегда были колючими.
– Хорошо все, Радимушка. Ты не бойся. Ничего не будет, – прошептала я. – Пойдем домой.
И к страху в его глазах добавилась сумасшедшая тоска. Его сестра была нездорова, и он никак не мог это изменить. И ему было очень больно от того, что я признавала сейчас проблему и обещала, что все будет хорошо. У меня-то будет. А вот у Всемилы не было: за каждым всплеском сильных эмоций шел страшный приступ. Бедная девочка платила своей искалеченной душой за больную любовь князя Любима.
Все прочие мысли вылетели у меня из головы. Оставшийся путь до дома я думала только о том, знает ли Радим, что болезнь Всемилы стала прогрессировать после того, как князь испугал ее совсем маленькой девочкой. И если не знает, то каково Добронеге нести этот крест в одиночку?
Когда мы вернулись, Добронега ждала нас на крыльце. Она напряженно всматривалась в мое лицо, и я, проглотив горький ком в горле, выдавила из себя улыбку. Если бы она только знала, как мне было жаль, что момент их долгожданной радости омрачался необходимостью бояться реакции Всемилы. Добронега улыбнулась в ответ и бросила пытливый взгляд на Радима. Я не видела, какой знак он подал, но ее лицо на миг застыло, что заставило меня снова подумать про отвар. И я не ошиблась.
Дома пахло знакомыми травами. Добронега говорила ни о чем, накрывая на стол и разливая по тарелкам душистые щи. Те самые, которые, по словам Радима, любила Всемила. Я хотела помочь, но Радим по-прежнему крепко держал меня за плечо, словно опасаясь, что я убегу. Когда еда стояла на столе и запах свежих щей наконец перебил запах трав, я в очередной раз попыталась вывернуться из-под
