таким сложностям. Неужели Злата настолько чтит обычаи, что вместо того, чтобы прийти, передала записку через мужа? Это, выходит, я позавчера вообще все правила приличия нарушила? Альгидрас принял сверток, кивнул в знак благодарности и тут же его развернул. Со своего места я увидела, что там написана всего пара строк. Альгидрас прочел текст за долю секунды и вскинулся так, что ему наверняка стало больно, но он даже не поморщился. Хванец потрясенно посмотрел на Радима, и тут же в его глазах мелькнула… радость. Такая искренняя, словно его лампочкой изнутри подсветили. Радим пожал плечами и неловко усмехнулся.
– Я благодарить тебя пришел, – проговорил он.
Улыбку тут же словно сдуло.
– Не глупи, воевода. Я-то здесь при чем?
– Сам знаешь. Коли не узоры бы твои…
Альгидрас опустил голову, словно перечитывал письмо. Однако я понимала, что он тянет время. Наконец он выпрямился и посмотрел на меня. Я разглядывала его в ответ, тщетно пытаясь понять, что происходит. От него веяло сдержанной радостью и еще немного растерянностью.
– Мне кто-нибудь наконец скажет, что случилось? – громко спросила я, оборачиваясь к Радиму. Тот окинул Альгидраса беспомощным взглядом и пробормотал:
– Может, в дом или…
– В доме не прибрано, – неуверенно отозвался Альгидрас. – Нам не до того было. Велена огорчится, что воевода был, а тут…
Радим стушевался, а я брякнула, не подумав:
– Может, помочь прибрать?
Радим посмотрел на меня с легким удивлением, а Альгидрас, пользуясь тем, что он вне поля зрения воеводы, сделал страшные глаза и помотал головой.
– Пошутила, – буркнула я, злясь на то, что никто не ожидает от Всемилы добрых и бескорыстных поступков. А вот я бы помогла покалеченному мальчику и старой женщине навести порядок в доме. Что тут такого?
– Я пришлю кого сегодня, – пробормотал Радим, и неловкость момента зашкалила.
– Мы сами. Пойдемте на сеновал. Там… пусто.
Я нервно хихикнула, чем вызвала недоуменный взгляд обоих мужчин. Но я просто не могла удержаться, вспомнив цитату из всем известного фильма: «Селянка, хочешь большой, но чистой любви? Тогда приходи, как стемнеет, на сеновал». Лезет же дурь всякая в голову.
Сеновал оказался большим сараем с довольно высоким потолком. Правда, сена здесь не оказалось.
– Сеновал без сена, – пробормотала я.
– Велена корову уже не держит, – пояснил Альгидрас.
– Ты присядь, – тут же взял быка за рога Радим и, подхватив меня под мышки, усадил на перевернутую вверх дном бочку. Прямо как маленькую, честное слово.
– Радость у нас, – начал Радим отнюдь не радостным тоном.
Я покосилась на хванца. Тот опустился на землю, скрестив ноги, и сморщил переносицу, как делал всегда, когда испытывал неловкость.
– Какая радость?
– Златка… У нее… у нас… – Радим с тревогой посмотрел в мои глаза и так и не закончил мысль.
И тут меня озарило.
– У вас ребенок будет?
Мой голос прозвучал непривычно высоко от охвативших меня эмоций. Ребенок. Это же прекрасно! Они столько лет ждали. Добронега говорила, что Златка все глаза выплакала. Да и сама Добронега уже, по-моему, отчаялась дождаться внуков. Не от Всемилы же, которую, с ее-то проблемами с психикой, вообще непонятно, как замуж выдать. И тут я невольно ойкнула, прижав ладонь к губам. Так вот почему все так странно себя ведут! Всемила должна закатить истерику! Сделать что-то страшное. Вон как виновато и встревоженно смотрит Радим. И что мне делать? Соответствовать образу?
Я покосилась на хванца, но тот внимательно изучал солому у ног. Тогда я перевела взгляд на воеводу и подумала о том, как же страшно ему сейчас. Почему я должна портить такой светлый момент ожидаемой истерикой? Вот почему он увел меня из дома – подальше от матери, чтобы не омрачать ей радость. Привел к единственному человеку, который знал о проблемах и мог реально помочь. Тряхнув головой, я спрыгнула с бочки, ожидая, что Радим отступит. Однако он не сдвинулся с места, вероятно, боясь, что я куда-нибудь побегу или что-нибудь устрою. Я осознала все это за доли секунды до того, как врезалась в его грудь. Радим надежно зафиксировал мои локти, прижав меня к себе так, что я не могла пошевелиться. Интересно, мне хотя бы дадут шанс что-то сказать? Альгидрас по-прежнему сидел на земле и смотрел спокойно, словно ничего необычного не происходило. И я вдруг поняла, что он был свидетелем подобных сцен не один раз.
– Отпусти, – попросила я, уткнувшись взглядом в грудь Радиму.
Он еще крепче сжал руки и пробормотал:
– Всемилка…
– Отпусти, говорю. Обнять хочу!
На этот раз он разжал руки, однако так и не отступил, и я по-прежнему оставалась зажатой между ним и бочкой. Поднявшись на цыпочки, я крепко обняла Радима за шею.
– Ты себе представить не можешь, как я рада.
– Правда? – неверяще спросил он, и я пожалела, что не могу видеть его лицо в этот момент.
Радим тут же отступил, и я разжала руки. Вот теперь я видела его лицо. В напряженном взгляде проскользнула робкая надежда.
– Всемилка, ты рада?
– Конечно рада, глупый! Давно пора уже появиться человеку, который наконец отомстит грозному воеводе за всех обиженных разом. Будешь не спать ночами, мастерить игрушки…
Я лепетала все это, глядя на расцветающее лицо Радима, и чувствовала ком в горле. Какое все-таки счастье, что здесь я, а не Всемила. Радим бросил взгляд на Альгидраса. Тот улыбнулся одним уголком губ и уперся руками в землю, намереваясь встать. Радим тут же протянул ладонь. Альгидрас, заметивший движение краем глаза, сначала шарахнулся, точно ожидая удара, а потом сморщил переносицу и принял руку. Радим вздернул хванца на ноги и сделал движение, точно намеревался обнять, но замер и лишь сжал его руки чуть повыше локтя, где, как он точно знал, не было следов от кнута.
– Кабы не узоры твои, – негромко повторил он.
Альгидрас отмахнулся и указал на меня. Радим обнял меня и улыбнулся уже по-настоящему:
– Домой пойдем? Утомили мы Олега.
Я кивнула и вспомнила сон, в котором я была Всемилой и выговаривала Альгидрасу за то, что он вырезает что-то над дверью покоев Златы и Радима. Он еще тогда сказал, что это для мужних жен. То есть эти узоры что-то значили? Это был заговор? Я неверяще покосилась на хванца. Он в самом деле смог сотворить настоящее чудо или же это совпадение? Несмотря на всю волшебность моего появления здесь, мой мозг все еще пытался мыслить рационально.
Радим первым пошел к выходу. Я шагнула было за ним, но вспомнила о рисунке, позабытом с этими новостями. Быстро вытащив из поясной сумки бересту, я круто развернулась и прошептала:
– Миролюб велел передать.
Альгидрас, не ожидавший моего движения, резко затормозил, отшатнулся и с недоумением уставился на кусок коры. Вряд ли он хоть что-то разглядел в свете, проникавшем сюда сквозь дверной проем. Радим позвал меня и, судя по звукам, кажется, решил вернуться на сеновал. Альгидрас продолжал тупить, поэтому я быстро задрала его рубаху и, прижав кору к вздрогнувшему животу, опустила подол и шагнула прочь. Альгидрас подхватил бересту, не давая ей выпасть. Смотрел он при этом так, будто я совершила что-то из ряда вон выходящее. Впрочем, он через раз на меня так смотрит. Что же мне теперь, уже и из дома не выходить?
Я столкнулась с Радимом в самых дверях. Вероятно, в другой раз он бы попенял на заминку, сейчас же его мысли были явно не здесь. Я невольно улыбнулась обреченно-счастливому выражению лица воеводы. Думаю, радость от реакции Всемилы на новость была сравнима с его радостью от самой новости.
Альгидрас вышел через несколько секунд. Я невольно бросила взгляд на его живот, однако рубаха не топорщилась. Руками он ничего не придерживал, из чего я сделала вывод, что он успел припрятать рисунок где-то на сеновале.
Ветка снова зарычала. Альгидрас что-то коротко сказал ей по-хвански, и рычание сменилось ворчанием, которое почти сразу стихло.
– Надо же. И эту хванскому научил, – присвистнул Радим.
– Свирским псам нравится хванская речь, – улыбнулся Альгидрас и вдруг замер, а глаза его расширились. От него полыхнуло волной тревоги.
Так как смотрел он в это время куда-то между мной и воеводой, я резко обернулась, пытаясь понять, что его испугало. Однако позади нас ничего не было. Ну, не корзинки же со зверобоем он испугался, в самом деле? Когда я вновь повернулась к хванцу, тот уже выглядел как обычно. С эмоциями тоже справился, во всяком случае, я ничего больше не чувствовала. Радим заминки не заметил. Он оторвался от созерцания Ветки, которая успела улечься в яму, всем
