руки Радима, и он наконец позволил. Правда, далеко не отошел. Мне даже думать не хотелось, что могла сделать Всемила в свои черные дни.
Вместо того чтобы сесть, я перехватила рукав Добронеги, которая как раз склонилась над столом, чтобы поставить кружку. Добронега тут же обернулась ко мне и быстро прижала меня к себе, гладя по волосам. Я ждала, что она заговорит, но она молчала, лишь прижимала меня все крепче.
– Я очень-очень рада, – произнесла я наконец.
Мать Радима отклонилась, чтобы заглянуть мне в лицо.
– Злата будет хорошей матерью. А ты самой лучшей бабушкой. Ни у кого таких не будет.
На глаза Добронеги навернулись слезы. Я поспешно стерла крупную каплю, покатившуюся по ее щеке.
– Девочка ты моя. Как же мы тебя любим! Если бы ты только знала, – проговорила она.
– Я это знаю, – кивнула я, осознавая, что действительно знаю.
Я обернулась к Радиму, который смотрел на нас с такой нежностью, что, казалось, не будь он суровым воином, давно бы слезами умылся.
– Вы не бойтесь. Я правда рада. Правда, Радим. Не смотри так, будто я что-то задумала.
Он тут же моргнул и почесал переносицу, выдав себя с головой. Я вспомнила свой сон о том, как Всемила пыталась раз и навсегда избавиться от Альгидраса. Очевидно, что Радим и Добронега боятся того, что я могу причинить вред Злате или еще не рожденному ребенку. Я глубоко вздохнула, пытаясь найти верные слова. Слово в этом мире значило слишком много.
– Я пойму, если вы не захотите, чтобы я пока приходила к Злате.
Брови Радима взлетели вверх. Видимо, здравомыслие и адекватность не были сильными сторонами Всемилы.
– Правда, пойму. Просто мне хочется, чтобы вы знали: я не желаю зла ни Злате, ни ребенку.
Я смотрела на напряженное лицо Радима и понимала, что он мне не верит. И Злату он предлагал в качестве провожатой к Альгидрасу лишь потому, что знал: Всемила никогда на это не согласится, потому что терпеть не может золовку. И сейчас он не верил в мою искренность. Ничто не мешало ему запереть меня в доме до конца положенного срока, без права выходить со двора. Ладно. Пойдем другим путем.
– Радим. – Я протянула руку, и он с готовностью протянул свою. Брат-защитник. – Ты – самое дорогое, что у меня есть здесь. И я очень хочу, чтобы ты был счастлив. Дитя сделает тебя и Злату счастливыми. Потому я не могу желать им зла.
На мой взгляд, эта логическая цепочка выглядела менее убедительной, но Радим думал иначе. Он сжал мои пальцы, царапнув шершавыми мозолями, потом притянул к себе и крепко обнял. От него пахло железом и конским потом: вероятно, он куда-то ездил с утра. Я хотела спросить, куда, но вдруг поняла, что если это снова не для ушей Всемилы, то ему опять придется врать, а врать и изворачиваться честный воевода Свири совсем не умел.
– Всемилка-Всемилка-Всемилка…
Из его уст это имя прозвучало как песня. Если бы у меня был брат, я бы многое отдала за то, чтобы он любил меня вот так: несмотря ни на что, без всяких условностей.
– Обедать давайте, – произнесла Добронега дрогнувшим голосом.
Мы с Радимом послушно сели за стол. Я ожидала, что наступит тягостное молчание, но Радим снова заговорил. Рассказал Добронеге о том, что Альгидрас собирается в Каменицу, мол, княжич пригласил. При этих словах я почувствовала взгляд Добронеги, но продолжила упрямо смотреть в свою миску. Новость отозвалась неприятным чувством внутри. Однако то, что сказал Радим дальше, едва не заставило меня поперхнуться щами.
Оказывается, Злата должна получить благословение матери на будущие роды и какие-то там напутствия. Видимо, это традиция. Про традицию я додумала сама, но, судя по тому, что Добронега не возражала против того, что сноха в положении отправится в дальний путь, так оно и было. Почему мать Златы не могла сама навестить дочь, оставалось загадкой.
– Это славно, что Олег туда собрался. Я отпишу Миролюбу – он часть своей дружины пришлет. Я воинов отправлю. То, что с ней Олег будет, хорошо. Спокойнее мне ее не одну отпускать. Мне-то теперь ходу из Свири нет. После того, что квары тут седмицу назад учудили.
– А можно мне тоже? – набравшись храбрости, спросила я.
Радим бросил быстрый взгляд на мать и повернулся ко мне:
– В Каменицу?
Я кивнула, понятия не имея, была ли Всемила в столице и выезжала ли вообще хоть куда-то из Свири. Радим явно тянул время, не зная, что ответить.
– Радимушка, – начала я. – Мне очень-очень хочется. Я во всем буду Златку слушаться. И Олега. Или кто там у тебя за старшего из воинов будет?
Радим отодвинул недоеденные щи и уставился на стол перед собой.
– Всемилушка, – вмешалась Добронега, – ты отдохни сегодня. После о том поговорим.
– После? – возмутилась я. – Вы меня сейчас отваром напоите, а как проснусь, всех уже и след простыл!
– Хватит! – Радим положил ладони на столешницу. Я посмотрела на его огромные руки. Правую пересекала кривая полоска шрама. Радим постучал пальцами, словно пытаясь успокоиться. – После поговорим.
– Поклянись, что без меня не уедут.
– Не могу я поклясться, – негромко ответил Радим и поднял на меня тяжелый взгляд. – Решим, что не поедешь, клятву нарушу.
– Поклянись, что не уедут, пока мы не решили.
Вероятно, его должно было рассмешить это «мы», однако он даже не улыбнулся.
– Я и со Златкой давно лажу хорошо, – зашла я с другой стороны. – Что ей, с одними мужиками ехать?
– Коль Радим решит, что тебе ехать можно, я с вами поеду.
Мы оба удивленно посмотрела на Добронегу. Она явно не испытывала восторга по поводу предстоящей поездки в логово князя, но взгляд был полон решимости.
– Спасибо, – пробормотала я и вернулась к еде.
Радим помедлил и вновь придвинул миску. Они переглядывались с матерью, но я не поднимала головы, думая о том, имею ли право заставлять мать Радима проходить через это. Впрочем, прислушавшись к себе, я почувствовала, что должна там быть. Это было странное ощущение, основанное не на обычном хочу – не хочу. Словно что-то зудело внутри. Там свитки. Там тайны. Я почему-то отчетливо ощущала, что именно в Каменице получу ответы на многие свои вопросы. Схожее чувство я испытывала, когда садилась перед ноутбуком писать очередную главу. Легкий азарт и погружение в выдуманный мир, в котором возможно все и не страшно ввязываться в любые приключения, потому что именно от тебя зависит то, каким будет финал. Какой же наивной я была в свою недолгую бытность писателем! Ведь уже тогда должна была понять, что строчки всплывали в сознании точно из ниоткуда. Но мне казалось, что так проявляется мой талант придумывать истории. А вот теперь я вдруг осознала, что историю придумал кто-то другой, а я ее лишь записала.
Я отодвинула миску. А что, если я права? Что, если вправду существует тот, кто придумал эту историю? Как там говорил Альгидрас? Он не видит картинок, он просто знает, что должен делать? Разве не так стало происходить здесь и со мной? Картинки из того книжного мира приходили теперь лишь время от времени. Зато непонятно откуда взявшиеся фразы и мысли выскакивали словно чертик из табакерки. А что, если я сама не более чем… персонаж?
Эта мысль настолько выбила меня из колеи, что весь остаток обеда я так и просидела, глядя в одну точку и не прислушиваясь к тому, о чем разговаривали Добронега и Радим, поэтому вздрогнула, когда Радим поставил передо мной кружку, от которой шел знакомый запах. Я подняла взгляд на брата Всемилы. Он хмурился и выглядел виноватым, но я уже знала, что будет, попробуй я заупрямиться.
– Я хорошо себя чувствую, – попыталась объяснить я.
– Выпей, Всемилка. Отдохнешь.
– Я не устала.
– Всемилушка, не упрямься.
Мне не хотелось заставлять Радима и Добронегу применять силу. Им и самим в такие минуты было нелегко, поэтому я взяла кружку, глотнула уже подостывший отвар, встала и направилась в покои Всемилы, по пути прихлебывая из кружки и чувствуя, как знакомо подступает слабость. Радим проводил меня до кровати, помог разуться и укрыл одеялом.
– Ты у меня самая лучшая, – услышала я перед тем, как провалиться в долгий сон без сновидений.
Приветствую тебя, славный князь Любим!
Пусть твои боги будут добры к тебе и твоему роду, и пусть снизойдет на твои земли благодать.
Не спеши откладывать свиток, князь. Ибо не забавы ради проделал он столь длинный
