Мы, хассашины, думаем, что пытаемся не допустить хаоса и захвата власти тамплиерами, в то время как сами используем для этого не совсем мирные способы.
Найду ли я какие-либо ответы в Фасиаме? Или же вновь Аль-Алим, ворча, намекнёт на мое неуместное стремление совать свой нос, куда не следует, и свернёт разговор?
По крайней мере, сейчас я настроен добиться своего. Мне нужны разъяснения, в том числе насчёт того, почему о реальном исходе миссии Камаля тогда умолчали. И какого шейтана он, угрожая, вынудил Сурайю держаться иной версии случившегося.
Аль-Алиму явно есть что скрывать, и в этот раз я не отступлю так быстро, как раньше, получив в разговорах с наставником теперь уже кажущиеся неправдоподобными отговорки.
А Сурайя…
Не знаю, верно ли я поступил, уйдя от неё вот так, толком не попрощавшись, но что-то внутри подсказывало, что иначе не вышло бы. Слишком сильно я не желаю её отпускать. Она всепоглощающим образом захватила моё сердце, забрав покой, и долгое, тоскливое прощание после столь жаркой совместной ночи не сыграло бы нам на руку, поселив во мне сомнения относительно отъезда, поэтому оно и к лучшему: если всё сложится так, как я планирую, расставание будет недолгим. Глазом не успею моргнуть, как вновь прижму её гибкое тело к себе. А пока…
Бросаю свой взор на небольшое озерцо неподалеку, обрамлённое редкими кипарисами — гладь воды темно-зелёного цвета застыла без движения в эту безлунную ночь, — и вспоминаю о пламени на пике удовольствия Сурайи, отразившееся в её малахитовых глазах, что так же глубоки, как этот водоём.
***
Туманный Фасиам встречает меня пасмурной погодой. Впрочем, для поселения в горах это не в новинку, и рассекающие стрелы дождя здесь не редкость. Сырость оседает на моих плечах почти ощутимыми каплями, пока завитки тумана причудливо стелятся под сапогами, облизывая подошву.
Я приближаюсь к одному из постоялых дворов при таверне на окраине, где решаю привести себя в порядок, прежде чем предстану перед наставником. В конце концов, и экипировку неплохо бы пополнить оружием, что собираюсь сделать, обратившись к кому-нибудь из собратьев, отдыхающих сейчас в этом заведении.
Оставив лошадь в небольшом загоне, я, размяв затекшие мышцы, иду к дубовой двери, попутно озираясь по сторонам. Местность на удивление пустынна для полуденного времени, что, правда, не сразу заставляет меня насторожиться: жители, скорее всего, привычно заняты повседневными делами. И лишь тогда, когда я пересекаю порог таверны и неожиданно для себя замечаю несвойственное месту полное отсутствие завсегдатаев и посетителей вкупе с тишиной, я начинаю ощущать исключительно на интуитивном уровне, что, кажется, что-то не так. Выпрямив спину, хмурюсь и прохожу вглубь зала, в который пробиваются редкие отблески лучей спрятавшегося за горные облака солнца.
В воздухе изящно танцует пыль, придавая атмосфере излишнюю таинственность.
— Мира и покоя тебе, Аббас, — подойдя к стойке и обратившись к хозяину заведения, я, растягивая слова, тихо приветствую его. — Где все твои клиенты, друг мой?
Откидываю в этот момент капюшон робы в ожидании ответа и тут же подмечаю следующее: трактирщик стоит напротив, не шелохнувшись, как каменное изваяние, и его глаза остекленевши буравят одну точку, глядя мимо меня.
— Они ушли… К хозяину… — он пропевает несуразную фразу, будто в трансе, и это вводит меня в ещё большее недоумение.
Я весь подбираюсь, на всякий случай неслышно выпуская под стойкой скрытый клинок.
— О чём ты говоришь?.. — внимательно осматриваю Аббаса, который так и не сдвинулся с места и не взглянул на меня. На мгновение у меня рождается не самое лучшее предположение о происходящем, памятуя о недавнем сражении, которое было до моей поездки в Дамаск. — Это тамплиеры? Они вновь напали на обитель?!
— Они прошли путём… — бессвязно бормочет владелец таверны, на миг прикрыв веки и распахнув их вновь. Его взгляд не проясняется, а речь становится всё загадочнее, что окончательно сбивает меня с толку. — Путём к свету…
— Друг мой, — медленно начинаю я, непроизвольно сжимая ладони в кулаки и пребывая уже в полнейшем замешательстве. — Что ты такое несёшь?..
— Я есть только то, что показал хозяин… Это — истина.
Что за чушь?
Я аккуратно поднимаю руки, кладу их на стол, сверкая оружием, но трактирщик не ведёт и бровью. Он полностью игнорирует меня, но каким-то чудом умудряется что-то отвечать.
Что-то абсолютно ненормальное.
— С тобой явно что-то не так, Аббас. Ты либо бредишь, либо перебрал с вином из собственного погреба… — осторожно проговариваю, пытаясь считать реакцию и увидеть хоть искру понимания в замутнённых, недвигающихся зрачках.
— Ты тоже пройдешь путём… Или умрёшь… Так говорит хозяин.
Всё тот же идиотский подобострастный лепет, обращённый неведомо какому субъекту, именуемому «хозяином». Я окончательно убеждаюсь в том, что мой старый знакомый находится под невесть откуда появившимся влиянием, которое поработило его разум.
— Слава хозяину, ибо он отвел нас к свету! — Аббас вскидывает ладони и тут же безвольными плетьми опускает их обратно. Оцепеневшее выражение его лица не меняется, и я понимаю, что если снова спрошу его о чём-либо, ответы будут те же.
И вместе с этим меня наконец озаряет смутная догадка: неужели хозяином он зовёт Аль-Алима?!..
Отойдя на пару шагов, я напоследок окидываю его подозрительным взглядом, надеясь, что что-то изменится, но, не увидев ничего иного, разворачиваюсь и стремительно покидаю таверну.
Времени на то, чтобы добраться до собственных покоев в обители и восполнить наличие недостающих меча и ножей, нет. Да я и понятия не имею, в каком состоянии сейчас сама обитель и что меня ждёт там после увиденного и услышанного в постоялом дворе. Придётся довольствовать лишь скрытым клинком — вечным верным другом, не подводившим меня до этого ни в одной ситуации.
Теперь, держа путь в гору, на одном склоне которой был расположен наш монастырь, обиталище хассашинов, я уже не удивляюсь полному безмолвию и пустоте на улочках Фасиама. В родном мне пристанище явно происходит нечто тёмное, как бы Аббас ни настаивал на «свете» в своих умалишённых речах. Тёмное и незаконное. И чем ближе я подбираюсь к обители, тем острее чувствую едва уловимые изменения в воздухе, словно некий инородный эфир, окутавший Фасиам пеленой напряжённого ожидания.
От гладких каменных колон, подпирающих потолки, исходит пронизывающий холод. По поверхности юрко пробегают редкие ящерицы, на которых я невольно обращаю внимание: сейчас они единственные живые существа, попадающиеся у меня на пути. Охраняющих вход собратьев нет, как и прислужников в главном холле.
Мрачная, гнетущая тишина давит на уши, вынуждая относиться настороженно к каждому мельчайшему шороху и звуку. Ощущаю своих постепенно просыпающихся ото сна и восстающих внутри сущностей — тех самых шейтанов, алчущих крови и сражений. А то нечто, влекущее меня к Сурайе и мечтающее о ней, теперь молчит, уступив им дорогу. Но я-то знаю: оно лишь выжидает очередного своего часа и новой встречи.
