тот? Ну, который… жуть. Видала, какие у него зубы?
- Нет. Кровь корова. Или бык. Кровь – хорошо. Силы много.
Ну да, силы пригодятся. Собственных Винченцо только и хватило, чтобы до комнат добраться. А ведь и то не сам, принесли, в кровать уложили, он, кажется, и отключился.
Снова.
Плохо.
Даже не так – дерьмово. Его сейчас не то, что маг, его сейчас обычный человек убить способен. Положит подушку на лицо и…
Винченцо пошевелил пальцами, убеждаясь, что руки работают, а значит, с подушкой на лице он как-нибудь справится. Или попытается хотя бы.
- Еще мед. Молоко.
В животе заурчало.
И Винченцо открыл глаза, чтобы нос к носу столкнуться с девочкой. Та руку убрала и важно ответила:
- Живой.
- Не уверен, - пробормотал Винченцо, пытаясь сообразить, хватит ли у него сил подняться или нет. Но мальчишка-барон подал руку, и сесть получилось.
Головокружение, к слову, тоже прошло довольно быстро.
А вот голод…
- На, - Ица сползла с кровати, чтобы принести кубок. – Оставить. Твой сестра. Дура. И злая.
- Да, она тебя тоже любит.
От содержимого кубка пахло травами, да и от горечи свело горло. Но Винченцо допил до последней капли. Легче? Смотря с чем сравнивать. Но… встать он встанет, если обопрется на узкое плечо.
- Спасибо, - странно это, благодарить кого-то.
Но почему бы и нет?
- А…
- Ушла, - ответил мальчишка и нахмурился. – Тут… неладно.
А когда оно было ладно? Но Винченцо просто кивнул. Огляделся.
- Рабов я отослал. Что-то… не верю я им, - мальчишка же помог опуститься в кресло. – Там пара наемников. Оставили. В собственном замке чувствую себя… не знаю.
- Пленником?
- Да нет, не то, чтобы, просто… вроде я здесь барон и главный, а скажи кому, так смотрят, как на дурака.
Ица склонилась над столом и обнюхала хлеб, что уже успел подсохнуть, сковырнув кусок козьего сыра, отправила его в рот и зажмурилась.
- Да нет, кто рискнет отравить мага? – Джер, кажется, даже обиделся.
- Тот, кто считает, что маг и без того болен, - ответил Винченцо и встряхнул рукой. – Но отравы и вправду нет. Во всяком случае такой, которую можно определить.
- Магия?
- В своем роде. Амулет, - Винченцо поднял руку, чтобы стало видно запястье. Амулет был невзрачным. Шерстяная нить и бусина, которая казалась стеклянной. – Миара делала. Давно. Сейчас у нее получше выходят.
- Тогда почему не поменяете? – Джер подтянул другое кресло и велел: - Садись.
Странно, но спорить Императрица мешеков не стала, забралась, причем с ногами.
- Ешь, - она указала на сыр. – Есть надо. Много. Быть здоровым. Сильным. Идти. Ждать…
- Ты говори на своем, я понимаю ведь, - Винченцо отломал кусок сыра. Может, и не кровь с медом, но оно и к лучшему. Сыр был кисловатым, с плотною желтою коркой, на котором местами ощущались мягкие пятна плесени. Но вкус она не портила, напротив, с хлебом – самое то.
Еще молока бы. Даже если без меда, все одно сойдет.
- Времени остается немного, - Ица слегка склонила голову. – Надо спешить.
- Куда идти ты хоть знаешь?
Чужой язык давался с трудом. Странный он. Будто во рту камни перекатываешь.
- Я не понимаю! – возмутился барон.
- Туда. Там… далеко, - она махнула рукой в стену. – Зовет. Я слышу. Тут.
Она накрыла живот руками.
- Это как-то связано с тем… с той вещью, которую ты подняла?
Кивок.
- Ключ.
- К чему?
- Я же говорила, - в голосе девочки проскальзывает раздражение. – К сердцу.
- Что такое это сердце?
- Я не понимаю! – Джер нахмурился.
- Скажи, - велела Ица. – Муж. Должен знать.
- Почему он? – уточнил Винченцо. – Ты ведь не могла не понимать… клятва, магия. Вы теперь связаны. А он… кто его примет? Там, у вас?
- Если он принесет сердце бога, то примут.
Все-таки она дитя. Странное. С безумным даром, который просто невозможно объяснить с точки зрения науки, но все равно дитя.
Влюбленное?
Нет, это не любовь. Винченцо знает, какова та на самом деле. И что ничего хорошего в любви нет. Но сейчас дело точно не в ней. А мальчишка, который начинает злится… он ведь тоже не понимает, во что ввязался.
- Я выбрать, - она указала на Джера. И говорила так, чтобы и он понимал. – Отец искать мужа. Выбирать. Он бы выбрать. Сильного. Как сам. И слабого.
- В каком смысле? – уточнил Джер. А для Винченцо все было ясно.
- Сильного, но не настолько, чтобы тот мог претендовать на трон?
- Да. Но тот не устоять. Тяжело.
- Твой муж все равно рискнул бы устроить заговор, потому что устоять перед такой возможностью тяжело?
Ица кивнула.
- Ешь. Отец нет. Другие. Каждый хотеть быть мой муж.
Джер заерзал, верно, намекая, что он не слишком-то рвется, хотя и не отказывается, раз уж на то пошло.
- А теперь у тебя есть муж?
- Да.
- Это им помешает?
- Нет. Они его убить. И я свобода.
Логично. Если девочка связана словом, это не значит, что её нельзя освободить от данного слова.
- Давным-давно, - она снова заговорила на мешекском. – Дед деда моего отца выбрал себе жен. Красивых. Сильных. И радовались те, кто привел дочерей к его двору.
Винченцо переводил.
- Но год выдался плохим. Случилась засуха. А потом пошли дожди. И шли десять дней по десять дней.
И стало быть все, что не высохло, сгнило.
- Начался голод. И люди молили богов о милости. Тогда-то Верховный Жрец поднялся на вершину пирамиды и там провел три дня и три ночи без еды и сна. А спустившись, сказал, что боги желают жертвы. Великой.
- А они и вправду людей в жертву приносят? – поинтересовался Джер.
- И вправду.
- А…
- Слушай.
- Тогда со всех земель к Благословенному городу пошли люди, чтобы отдать свою жизнь во спасение тех, кто останется. И поднимались они на пирамиду, и реки крови спускались к земле, дабы напоить её. А у ног грозного Тлалока, повелевающего дождями и тучами, высилась гора сердец. И вторая – у милосердной Чимальма, что дарует жизнь и держит в руках своих колосья. И каждому из Великих
