фотографию дедушки в его кардигане для садоводства, с лопатой в руке.
— Он бы гордился тобой, ты же это знаешь, — бабушка следит за моим взглядом. — Знаешь, требуется много мужества, чтобы следовать за своей мечтой. Итак, как у тебя дела?
На мгновение задумываюсь. Я на этой работе уже больше двух месяцев, и мне все еще кажется, что я ищу опору под ногами.
— Хорошо. Более или менее.
— Полагаю, это отличается от работы на Нила, — говорит она со смешком. Мы познакомились на работе и вроде как сошлись там. В работе на своего партнера были определенные плюсы и минусы. Я правда не могу понять, в чем были плюсы. Минусы заключались в том, что, когда я узнала, что он спит с Клэр из бухгалтерии, было довольно трудно поддерживать нормальную рабочую обстановку. Боже, не имеет значения, насколько трудна эта новая работа или как долго я обучаюсь (хотя сейчас мне кажется, что я вообще никогда в ней не разберусь), что может быть лучше, чем работать в такой среде.
— Все так… быстро, — я пытаюсь объяснить на что это похоже, но это сложно. — А потом так медленно. Все равно что пытаться пасти кошек, читая книгу от корки до корки.
— Все еще наслаждаешься ей? Держу пари, у тебя там все под контролем, — говорит она, и я думаю о Джав, которую оставила в пятницу вечером работать над окончательными корректурами книги, которая задерживается уже на месяц. Ее нужно было закончить быстро, потому что она была номинирована на премию «Роман года» в одном из глянцевых журналов, и редактор отдела книг звонил по телефону и с надеждой спрашивал, есть ли в наличии готовые экземпляры. Джав удалось попридержать ее, и она написала мне в полночь, чтобы сказать, что наконец-то со всем разобралась. Издательская деятельность во многом похожа на то, чтобы быть лебедем. Снаружи ты выглядишь очень холеным и шикарным, но внутри происходит ужасно много яростной гребли. И много другой грязи.
— Я привыкаю, — говорю я после паузы. Она приподнимает бровь и смотрит на меня поверх своей чашки.
— Рим не один день строился. Ты нашла новый дом и начинаешь новую жизнь. Есть еще какие-нибудь интересные новости, которыми хотела бы поделиться?
— Бекки получила повышение. А Джен претендует на роль в новом шоу Кэмерона Макинтоша в «Аполло». Если она ее получит, то действительно многого добьется.
— Джен многого добьется, несмотря ни на что, — бабушка нежно улыбается. Она всегда питала слабость к Джен. Думаю, она видит в ней маму.
— Что там у мамы? — спрашиваю я. — Ты же знаешь, что она безнадежна в поддержании общения, — единственное, что я недавно услышала от нее, так это то, что она не получила работу на круизном лайнере, на которую надеялась.
— Ну, она познакомилась с каким-то парнем из театра, который занимается чем-то вроде пирамиды продаж, и она убеждена, что разбогатеет.
— Опять? — спрашиваю я, понимая, что, должно быть, именно поэтому гостиная в маминой квартире была заставлена картонными коробками.
— Опять, — говорит она, и наши глаза встречаются. — Ты же знаешь свою маму — она падка на схемы обогащения и еще больше на мужчин с хорошей речью.
Я киваю. Бабушка откидывается на спинку своего нового кресла — это вертикальное кресло с выдвижной подставкой для ног и прочными подлокотниками. Она кладет подушку себе на колени и поглаживает ее. Мгновение спустя, словно по зову, появляется Фиби, ее кошка. Она с мявканьем запрыгивает бабуле на колени.
Бабушка включает телевизор:
— Ты не возражаешь, если я включу новости? Хочу посмотреть, что происходит в мире.
Они с дедушкой говорили это после каждого обеда. Бутерброды и суп в половине первого, посиделки, новости, и то один, то другой из них задремывал на четверть часа, а потом делал удивленный вид, как будто это не происходит каждый день как по правилу. Приятно, что даже спустя год после смерти дедушки она все еще занимается теми же маленькими делами. Каким-то образом это заставляет меня чувствовать себя защищенной. Я съедаю еще один сэндвич — они нарезаны маленькими треугольничками, напоминание о тех временах, когда я была маленькой и обычно просила приготовить их таким образом для своего ланча. Бабушка внимательно смотрит новости. Она всегда была очарована политикой и бормочет что-то себе под нос, когда на экране появляется запись вопросов премьер-министра. Я сдерживаю улыбку и пью чай.
Конечно же, десять минут спустя она задремала. Я несу тарелки и чашки на крошечную кухню и мою их в раковине. Она уже помыла алюминиевую фольгу и оставила ее сушиться на сушильной доске — она из поколения тех, кто использует все минимум по два раза. Я возвращаюсь в гостиную, а она тихонько похрапывает. Только тогда я понимаю, что она внезапно выглядит намного старше. Но это не могло произойти так просто. Полагаю, что отъезд и мое возвращение принесли ей облегчение. Узел тревоги скручивается у меня в животе при мысли о том, что я могу потерять и ее, я хватаюсь за спинку дивана, вцепляясь в его край пальцами так, что костяшки пальцев белеют.
— Боже мой, — говорит она, вздрогнув и просыпаясь. — Я, должно быть, задремала.
Я смеюсь, и момент испорчен.
— Давай пойдем в общественный центр, — говорит она, — и я познакомлю тебя с Сирилом, моим новым другом. Он ведет кружок осознанности — раньше был чем-то вроде старого хиппи, если хочешь знать мое мнение. Он очень милый.
Я искоса смотрю на нее:
— Ох, да?
— Тише ты. Он просто друг. Я слишком стара для таких вещей, — она поднимается с кресла.
Мы идем к общественному центру, который я узнаю по фотографиям бабушки в «Инстаграм». Забавно собирать все фото воедино — это заставляет меня понять, как сильно ей, должно быть, нравится смотреть фотографии моей жизни в Лондоне. Я решаю что буду делать их еще больше. Немного я расслабилась, потому что жизнь, кажется, состояла не из чего иного, как из поездок на работу, изнурительного труда за горящим столом весь день, снова из поездок домой, изнеможения перед «Нетфликс», а затем сна.
— Это Сирил, — говорит бабушка Бет, которая сразу же подвела меня к мужчине, как только мы прибыли в центр.
Я вижу, что в свое время он, вероятно, был довольно красив. У него доброе лицо, и одет он в мягкую клетчатую рубашку в клетку «хаундстут» и элегантный темно-синий свитер.
— Ах, Джесс, я уже все о тебе слышал. Я немного твой фанат.
— Правда? — удивленно говорю я.
— Правда. На мой взгляд, любой, кто вызывает улыбку
