Значит, живность Гряды избегала, будто тут жило нечто, что могло ее сожрать.
Дороти выждала еще пару минут, но ничего не происходило. Только слева и справа от бортов темнели какие-то странные изломанные скалы, а впереди клубилось туманное молоко. Следовало что-то делать — осмотреться, или попытаться поймать ветер, или напоить Морено, который так и оставался в забытьи. Не стоять же памятником?
Она осторожно спустилась с мостика. Пелена тумана нехотя отступала с каждым шагом, но продолжала выкидывать длинные белые щупальца, то облизывая Дороти носки сапог, то холодным дуновением касаясь шеи и оседая липкой неприятной пленкой.
По левому борту темнело отчетливей с каждым шагом, и Дороти двинулась туда медленно, заставляя себя быть внимательной, а не кидаться сломя голову как обычно.
Из тумана потихоньку выступали размытые очертания чего-то большого. Дороти ожидала увидеть гранитную скалу или черный базальт, поросший в щелях бурыми болотными растениями, которые одинаково хорошо жили как в пресных водах, так и в морской соли, но туман не только крал и изменял звуки, со зрением он тоже играл дурные шутки.
Очень дурные.
Только подойдя вплотную и почти уткнувшись носом, Дороти поняла, что перед ней корабль. Большой корабль, а не скала, или остров, или риф, или скопище водорослей. Только осталось от красавца немногое — сейчас на него не польстились бы даже аборигены, которые тащили к себе все, что плохо закреплено, начиная от гвоздей и заканчивая тросами.
Покрытый скользкой слизью бушприт почти касался борта “Свободы”, на носу зияли дыры — там, где когда-то крепилась резная фигура. Верхняя палуба провалилась, оставив только несколько досок, чьи обломки торчали, напоминая гнилые зубы в старушечьем рту. Ближайшая мачта, сгнившая до такой степени, что медные оковки висели на ней точно кольца на пальцах скелета, упала поперек корпуса. Вместо орудийной палубы зиял провал, в котором тоже клубился туман и сновали неясные тени — точно там, внутри останков когда-то прекрасного корабля, жило нечто.
Дороти, ступая осторожно и тихо, словно по чьим-то могилам — а может, и вправду по ним, — двинулась вдоль гибнущего от плесени, водорослей и гнили корпуса.
Корма была в ужасающем состоянии — от надстроек и мостика ничего не осталось, кроме мешанины досок и серого тряпья, которое когда-то было парусами.
Но на остатке борта еще можно было различить — “L” и “U”. Сами медные буквы давно отвалились, оставив после себя не тронутые солью и солнцем доски, которые поддавались плесени чуть медленнее и давали прочесть название.
Перед Дороти умирала когда-то прекрасная “Лючия” — краса и гордость флота Его Величества. Нареченная в честь наследницы и заложенная на верфях четыре года назад — как раз в день рождения принцессы.
О том, чтобы перепрыгнуть на ее скользкие борта, речи не шло — от легкого прикосновения пальцев на бушприте остались вмятины, точно вместо дерева корабль состоял из глины. Да и на ощупь эта масса была холодной, куда холоднее, чем положено быть в таком тумане.
Предчувствуя недоброе, Дороти развернулась и пошла к правому борту, оставляя “Лючию” позади.
Стоило ей шагнуть, звуки, которые раньше запаздывали и искажались, теперь вовсе точно сошли с ума: несколько раз отчетливо плеснуло, точно приливной волной, потом раздался резкий сигнал боцманской дудки — и сразу за этим лязг стали, словно команда шл на абордаж.
Дороти застыла, не смея обернуться, потому что верила своим глазам — корабль мертв и все, кто были на его борту, тоже. Однако и не верить собственным ушам было сложно — звуки схватки подкупали достоверностью. В конце концов она пошла на сделку с собственным разумом — нарочито громко прокашлялась… И поняла, что снова себя не слышит.
Обернулась — мертвая “Лючия” все так же стояла у правого борта. Но невидимый бой шел — от носа, смещаясь к корме. Потом грохнули пушки — как раз те, которые устанавливали против вероломного корсарского нападения. Потом еще раз дали залп, голодным волком взвыл ветер, рванул с треском ткань — скорее всего паруса, — и люди закричали, все разом, точно рехнувшись в один момент от ужаса. А потом звуки как отрезало. Мгновения стояла тишина, и только тогда Дороти услышала свой собственный кашель.
Вот как.
Кто-то в расчете на испуг или на что-то еще поведал ей о последних секундах “Лючии”. Кто бы это ни был — он точно просчитался. Вид гибнущего, гниющего корабля вызвал не омерзение, а острую и чистую жалость, которая быстро замещалась яростью. Дороти очень хотела увидеть ту пакость, которая сотворила такое с кораблем и его командой. И будьте уверены, пусть это будет даже сам Хозяин Мертвых — ему не поздоровится.
Впрочем, не факт, что слышала она именно “Лючию”. Уже не останавливаясь, Дороти прошла к правому борту. Второй корабль стоял там, отставая от “Свободы” на полкорпуса.
Дороти пожалела, что бренди остался в каюте — сейчас острый вкус помог бы хорошенько прочистить мозги.
От вида второго корабля стало почему-то еще хуже. И куда тревожнее.
“Стерегущий” ничуть не изменился. Темное дерево на бортах, геральдические львы на носу, с позолотой, с двух сторон, отвратно замотанные лини и дурно закрепленный такелаж — впрочем, на “Стерегущем” команда была так себе, часть пошли на него за долги, а другие попались вербовщику. Поэтому судно так редко покидало прибрежные воды, в основном отпугивая чужаков от Йотингтона, но не выходя в открытое море.
“Стерегущий” казался покинутым только что — незакрепленный штурвал стоял курсом на вест и тихо подрагивал, паруса, потерявшие ветер, грязнее с тех пор не стали, рядом с фок-мачтой валялся брошенный кем-то ярко-алый платок, а рядом стояла кружка и лежали разложенные на тряпице хлеб и солонина. Точно моряки собирались перекусить, но наспех, не смея оторваться от работы.
“Стерегущий” был в полном, абсолютном порядке, за исключением одного — команды на борту не было. Спуск в трюм, обычно прикрытый решеткой, был распахнут. Двери в каюту капитана и офицерскую столовую тоже стояли настежь открытыми. За ними было темно. И тихо.
“Лючия” при всем своем ужасном состоянии была куда честнее — она даже видом предупреждала — я опасна, не смей. “Стерегущий” же был троянским конем и манил ступить на свой борт, проверить — вправду ли никого из людей не осталось… А вдруг они там, внизу, и их еще можно спасти от происходящего здесь черного колдовства?
Стон, резанувший по ушам, застал Дороти как раз в секунде от прыжка на борт “Стерегущего”. Она потеряла равновесие, попыталась поймать баланс руками, не успела и
