мама воспитала.
— Мой дух особо на моё место не рвётся, — пожал плечами Эш.
— Конечно. Кто захочет быть таким занудой?
— Что ты имел в виду под «зажили бы спокойно»? — Ван поспешила напомнить о себе.
— Как это что? — удивился Джебедайя. — Ты разве это не ощущаешь?
Ынбёль молча моргнула несколько раз, не замечая, как Лекси упорно подливает ей вино в стакан с водой.
— Он ведь рвётся к твоей душе. Тыкает её палкой, тормошит. Неужели ты ни разу не плакала беспричинно?
— Да если бы ты сам плакал, — фыркнул Эш. — Я бы на это вечно был готов смотреть. Но ты ведь крушишь всё, что попадается под руку.
— Это не я.
— Мы плющ в комнате Эр-Джея выдирали даже из подушек. Колючий плющ. Я даже не знал, что бывает плющ с иголками.
— Такого — не бывает, — улыбнулся Джебедайя. — Это я притащил его из леса, надеюсь, вы ещё им насладитесь.
— Я всё-таки не поняла, — Ынбёль снова пришлось напомнить о себе, так как взгляды парней не предвещали ничего хорошего, — получается, вы оба — это вы?
— Ты всё ещё меряешь всё человеческими понятиями, — цокнул Эш. — Как мы можем быть нами? Мы ведь никогда не умели колдовать, понимаешь? Получается, мы — не мы. Но и не они. Скажем так, в нас больше нашего, чем не нашего.
— И твоего духа это устраивает, — она указала на Эша, а затем перевела взгляд на Джеба. — А твоего — нет?
— Ага, — кивнул Джебедайя. — Но меня это не колышет.
— Поглядим, как ты запоёшь, когда плющ полезет у тебя из ушей.
Вскоре пустая бутылка вина покатилась по половицам. Лекси улеглась прямо на кухне. В уголке, в котором постепенно разгорался рассветный луч — едва ли не единственный, что мог проникнуть в дом, сплошь увешанный шторами. Перси задумчиво трепал девушку по волосам. Разговоры угасли. Ынбёль долго не двигалась. Тьма дома гладила её по спине, впервые не столько пугая, сколько успокаивая. Внутри, помимо страха и смерти, её ждали друзья. Семья. Настоящая — не такая, как прежде. Внутри она была в безопасности. И была собой.
Что было в её старом доме из этого списка? Только страх. Она даже умерла не внутри, а на пороге.
Ынбёль кое-как поднялась и шариком выкатилась во двор. В футболке было холодно, но Ынбёль это скорее понимала, чем правда чувствовала: в ней бурлила жизнь и энергия.
За ней какое-то время наблюдали: две ведьмы свешивались с окна и ждали, что она убежит. Она не убежала, и её оставили в покое.
Ынбёль поёжилась, посмотрев на небо. Что-то тёмное давило на темечко. Ей хотелось думать об Эллиоте Коди Моррисоне, любить и жить. Читать рецепты, портить снадобья, взрывать корни, стричь сады, которые случайно выбирались из сознания Джеба, взывать к духам и подкармливать призрачных зверей. О произошедшем не хотелось даже вспоминать.
Ынбёль рухнула на крыльцо, сознательно стукнувшись затылком. Вытянула руки кверху. Приложилась головой ещё пару раз, проверяя. Было не больно. И совсем не страшно.
— Я буду жить, — улыбнулась она.
Но вышло немного грустно.
фаза 3
третья: глаз от сглаза
Выясни, где у твоей судьбы глаза, и проколи их.
Это дремучая клятва ведьм, обнаруженная в самом старом чердачном дневнике. Мрачная философия со своим этикетом. Именно она была написана кровью. Какой-то божественной, наверное, потому что до сих пор казалась яркой и наскальной. Божеств на чердаке в принципе было не счесть: статуэтки, иконки, выцарапанные на обложках лики.
И тишина. Такая великолепная, что слышались голоса прошлых ковенов.
После событий ночи жертвоприношения Ынбёль шатало ещë неделю. В одно утро она выбралась с чердака и стала жевать свой завтрак, осматривая ведьм.
Крис самый старший. Умер и воскрес первым. Ковен на нëм уже два года. Получается, он убил… То есть принёс в жертву не меньше двадцати человек. Джеб вылетел с трассы полтора года назад. Не меньше пятнадцати. Эш, убитый не факт что пыльцой, вернулся прошлой весной. Даже на счету юного Эр-Джея их было уже шесть. Чуть меньше, чем самих ведьм.
Никто не горел желанием обсуждать случившееся. Вели себя как обычно. Все даже как-то успокоились — вероятно, это было связано с тем, что силы устаканились и колдовать стало проще. Ынбёль, хоть и колдовала пока и не слишком успешно, тоже это чувствовала.
Она по-прежнему занималась с Эшем, и это был лучший вариант, учитывая, что силы обоих не имели физического воплощения. То есть в идеале, талант Ынбёль должен был проявляться физически в итоге, но просто представить, как кто-то воскресает, было недостаточно. Лекси хватало фантазии и собственного фанатизма, чтобы заставить всех видеть то, что ей хочется. Перси взглядом поджигал что угодно.
А вот чтобы воскресить… Ынбёль понятия не имела, что для этого нужно. Записи предшественников не слишком-то помогали.
— Меня вот поначалу рвало от предсказаний, — поделился Эш, брезгливо вытаскивая перо из волос. — Откуда они постоянно берутся? А, неважно. Тошнило, в общем. Мозг не справлялся с двумя реальностями одновременно. Поэтому я научился ловить это чувство тошноты и теперь всегда знаю, когда начну предсказывать. Ну, почти. Меня много от чего тошнит. От выходок Эр-Джея, например, тоже.
Ынбёль не знала, что чувствует, когда кого-то воскрешает, хотя должна была. Если кто из ведьм первого поколения и поспособствовал тому, чтобы их ковен жил вечно — это точно был дух Ынбёль. Ни у кого другого сил бы не хватило. Получается, первой, кого она воскресила, была сама Ынбёль. Но она не помнила ничего, кроме ушедшей боли. Не было особого чувства или эмоции — просто вдруг перестало болеть и выть, а потом две непонятные, но красивейшие ведьмы перелохматили её внимание.
Как воссоздать чувство, когда тебе перестаёт быть плохо, если тебе в целом всегда нормально?
Ынбёль никак не могла себе этого представить. Занятия с Эшем становились всё менее продуктивными: базу, необходимую для магии, она уже освоила, а дальше всё зависело от неё самой.
Во время очередного занятия Эш, взбрыкнув, вышвырнул из себя энергетический разряд. Ынбёль даже не успела поймать его взглядом — не то что уставшими руками.
— Какой смысл, если ты даже энергию не чувствуешь? — Эш стукнул её по лбу.
— Я чувствую, — пробубнила Ынбёль, потирая ушибленное место.
Энергию Ынбёль и правда ощущала, но и сама думала, что чувствует её как-то неправильно. Она ощущала её только на эмоциональных подъëмах — например, когда увидела в первый раз Эллиота. Или когда Перси её рукой убил подростка.
В остальное время она скорее
