поляну. Яков медленно переваривал произошедшее.
— Знаешь, а на празднике ты мне почти понравилась, — тихо произнес он. — А теперь я не понимаю, как вообще мог смотреть в твою сторону.
Яков тоже скрылся за деревьями. Мы остались с Крессом наедине. Он кивнул на фляжку.
— Пей, — велел инквизитор.
Я нервно усмехнулась. Это было как-то глупо и даже по-детски. Кресс ведь знал, что я становлюсь каргой. Да, он утверждал что-то про второй шанс, но почем инквизитору, хоть и воспитанному ведьмой, знать?
— Я состою из магии, — попыталась вразумить его я. — Из темной мстительной энергии. Без нее я умру.
Кресс улыбнулся. Он мягко обхватил рукой мой затылок и вырвал у меня из рук фляжку. Я почувствовала прикосновение холодного металла к губам и тонкий травяной запах.
— Пей, — велел он.
Глава 44
Когда-то мама делала для меня фиалковое вино. Она говорила, что это самый весенний напиток. Он согревал сердце и разжигал кровь. Фиалковое вино разливалось на языке пламенем, оставляя после себя приятный холодок.
Когда я сделала первый глоток разведенного слезами девы отвара, меня обожгло. Весь мир полыхнул яркими пятнами магии. Из легких вышибло воздух. Я согнулась пополам, с трудом удерживая отвар в себе. Как только меня немного отпустила, я сделала второй глоток.
Зачем?
Я и сама не знала. Кресс стоял рядом. Кажется, он что-то говорил, но я не слышала. Перед глазами расцветали пятна магии, почти ослепляя. Нутро горело. Не знаю, как мне удалось не выплюнуть отвар сразу. Возможно, просто взыграла гордость. Или вредность. Какая-то часть меня хотела, чтобы Кресс увидел мое стремительное старение и смерть. Ему пришлось бы тащить труп через всю деревню и договариваться со старостой о похоронах.
А мне уже стало бы все равно.
Однако отвар не сгубил меня, хотя что-то изменилось. После выжигающего сердце и душу огня пришла приятная прохлада. Это было сродни вхождению в реку жарким летним днем. Контраст между огнем и холодом порождал что-то близкое к наслаждению. Я нырнула в это чувство с головой, не вполне осознавая, что происходит.
Кресс поймал меня. Когда я пришла в себя, он уже мчался мимо костров, прижимая меня к груди. Я безвольной куклой замерла у него в руках, не в силах даже разомкнуть губ. На смену вспышкам магии пришла темная весенняя ночь. Она была глубокой, как омут дальних озер. Она была черной, как глаза Кресса. Мне нравилась эта ночь.
На небе сиял ровный кругляшок полной луны. Это значило, что сегодня ко мне придет зверь. Испуга не было, лишь легкое удивление, что все происходит так быстро. А я даже не успела вернуться домой, да и у Кресса по периметру не было никаких защитных заговоров. Зверь сможет зайти.
Я не хотела видеть его, но не могла помешать ему зайти. Мир рассыпался и ускользал от моего сознания. В блаженное забытье мне мешал погрузиться настойчивый голос инквизитора. Кресс звал меня, ругался, просил побыть с ним еще немного.
Я не хотела, но почему-то оставалась рядом. Внутри было ужасно пусто и хорошо. Я чувствовала лихорадочное биение сердца, но не могла понять, кому оно принадлежит.
Все закончилось прозаично. Кто-то совал мне в рот пальцы, а другой человек держал волосы на затылке. Из меня выходила черная желчь вперемешку с кровью. Тело сотрясалось от боли, но инквизитор не давал мне вывернуться. Он поил меня, вытирал лицо и продолжал пытку до тех пор, пока все не вышло.
Я снова оказалась у него на руках. Чья-то заботливая рука убрала мне налипшие на лоб волосы. Кажется, это была Гленна.
Меня вынесли из теплого дома в ночную прохладу. Вскоре мы выехали из Злейска в сторону Чащи. У меня не было сил, чтобы удержаться в седле, поэтому Кресс ехал со мной на лошади.
Он так крепко прижимал меня к своей груди, что я задыхалась. С трудом откинув голову, я заглянула в его глаза. Они были черными, как ночь, но мне казались ярче солнц.
— Ненавижу тебя, — прошептала я.
— Знаю, — лаконично ответил Кресс. — Береги силы, ведьма.
Глава 45
Для ведьмы потеря магии была равнозначна отказу важного органа. Мне сложно объяснить роль энергии в нашей жизни. Самой простой аналогией с потерей магии была потеря слуха. Или обоняния.
В принципе, можно выжить и так. Однако первое время приходится особенно тяжко. Ты просто не знаешь, как справляться без этого. Пока привыкнешь, уже сто раз успеешь попасть в нелепую ситуацию.
Без магии я лишилась привычного зрения. Когда Кресс занес меня в спальню, я с трудом отыскала кровать. Перед глазами стояла темная пелена. Я больше не чувствовала предметы и окружающий меня мир. Даже с лучиной я несколько раз споткнулась о ковер и чуть не промахнулась мимо кровати.
Инквизитор наблюдал за моими передвижениями, поджав губы. Он хотел сначала сам меня уложить, но я наорала на него, сказав, чтобы выбрал один путь. Он либо хочет меня угробить и поит слезами девы, либо пытается помочь и ухаживает, как за больной. Третьего не дано.
Кресс подчинился. Его молчаливое присутствие раздражало меня не меньше, чем аномальная забота.
— Тебе что-нибудь принести? — тихо спросил он, когда я наконец смогла улечься и укутаться в одеяло.
— Топор. Попробую отрубить себе голову. Твой подход к казни ведьм лишен всякой гуманности. На костре мучиться всего пару часов, а ты меня изводишь уже несколько дней. Будь добр, не продляй агонию.
— Может, воды?
Это пугало. Вместо привычного злого Кресса появился кто-то другой. Мне больше нравился прежний инквизитор: его было проще ненавидеть. Этот запутавшийся мужчина вызывал у меня боль. Непонятно, правда, головную или сердечную.
— Проваливай, — вяло отмахнулась я. — И помолись за мою душу. Авось, к утру издохну.
— Я не хотел, — произнес Кресс.
Он поджал губы и отвел взгляд. В комнате повисло неловкое молчание. Только лучина слабо потрескивала, да за окном шумел лес.
— Зачем ты вообще заставил меня выпить слезы девы? — прошептала я.
— Они являют истину. Выводят все зло на свет.
— И? Я и есть зло. В карге остается только темная магия, она единственное, что поддерживает во мне жизнь. Ты же знал.
— Да, — согласился Кресс. — Но ты не умерла. Тебе стало лучше!
Я хрипло рассмеялась. Горло все еще саднило от желчи.
— Это, по-твоему, лучше?
— Твои когти пропали, — упрямо произнес Кресс. — Ты вылечиваешься.
Я посмотрела на свои пальцы. Интересно, кто и когда стянул с них перчатки? Кресс не соврал, мои пальцы стали
