– Имею, конечно, – кивнулаАлена. – Скажем, анис движет помысл постельный яко мужьям, тако и женам;мужеску же полу от приятия семени в брашне спермы прибавляет. Да мало ли… Ислова заговорные знаю. Вот послушай! Встану я, раба божия Алена, благословясь,и пойду, перекрестясь, в чистое поле под красное солнце, под млад светел месяц,под частые звезды, мимо Волотовы кости.[57] Как Волотовы костине тропнут, не гнутся, не ломаются, так бы у раба божия, имя рек… тут имянадобно назвать того, кто плотской немощью мается, – так бы у него, сталобыть, уд не гнулся, не ломился против женской плоти, и хоти, и против Волотовойкости. И возьми ты, раб божий, свой черленый вяз, и поди ты в чисто поле. Идетв чистом поле бык-третьяк, заломя голову, смотрится на небесную высоту, на лунуи на солнечную колесницу. И подойди ты, раб божий, со своим черленым вязом…
– Хватит! Ради господа нашего ИисусаХриста – хватит! – задушенно простонал возница, который все это времякак-то странно поерзывал, а тут вдруг привскочил с облучка на полусогнутых,прикрывая руками стыдное место, будто доняла его неодолимая малая нужда. –Верю! Верю тебе, только уж не говори более ни словечка. Того и гляди, выйдетбарыня, а я… а у меня… ой, святые божии угодники, пособите, ослобоните мягрешного!
Обращение к святым апостолам, коих первейшейзаботою было усмирение плоти, возымело свое действие, и возница вновь уселся наоблучок и даже смог дух перевести, хотя лицо его по-прежнему было столь красными взопревшим, что невозможным казалось отличить здоровую его половину отбольной, пораженной рожею. Алена же, со своей стороны, помогла божьим угодникамтем, что снова плотно укуталась в платок, убирая все соблазны с глаз легковозбудимого Митрия.
– Это я не для себя, вот те крест! –уже спокойнее сказал он. – Это я для нашей барыни… сиречь, для ееполюбовника, – счел необходимым уточнить он, увидав, как Алена сновавытаращила глаза. – Чего выпялилась? Обыкновенное дело! Богатый тужит, чтохрен не служит, а бедный плачет, что хрен не спрячет! Барин ладный, складный,обхожденьем приветливый – даром что басурман и немчин, – да вот, слышно,более месяца уже не канителит свою молодушку, белую лебедушку. Куда этогодится?! Взял себе бабу – так делай с нею любезное дело. Баба, чай, не икона,чтоб из угла на мужика глядеть!
– Скажи на милость, тебе-то сие откудасведомо? – не переставала изумляться Алена. – В щелки глядел?
Кучер, видимо, проникся к ней уже полнымдоверием, а потому сообщил вовсе уж шепотом:
– Есть у нашей барыни горничная девкаАниска. Язык у нее – помело! И метет она им направо и налево.
«Это уж точно, – мысленно согласиласьАлена. – Ведьмино помело!»
– Так что, милка моя, ежели б ты барынеснадобье от невстанихи предложила, то и ее к себе расположила бы, и сделаладоброе дело, – нагнулся к ней возница. – А зараз, глядишь, и меняповрачевала бы.
– Ничего не выйдет, – буркнула Аленакак могла грубо и сердито. – Ничего у нас с тобою не сладится!
С этими словами и с выражением самого большогоотвращения, которое она только могла изобразить, Алена резко отвернулась – ипошла прочь, хотя сердце ее так и трепыхалось от волнения. Она рисковала… ночувствовала, что не напрасно!
Ее расчет оказался верным. Через несколькомгновений тяжелые шаги забухали за ее спиной и железная лапища больно стиснулаплечо:
– А ну, погоди! Куда это ты направилась?Почему так – не сладится?!
Конечно, следовало бы еще потянуть время,поднапустить туману и таинственности, однако обедня вот-вот могла закончиться,появилась бы Катерина Ивановна с этой воровской пособницей, и тогда все благиенамерения Леньки и Алены развеются как дым. Нет, тянуть было уже некуда, иАлена не замешкалась с ответом:
– Потому, что дурной глаз да злой язык –хуже ворога! Лечёба, заговоры – дело тайное, а эта ваша Аниска любую затеюпереговорит, перекаркает так, что выйдет семипудовый пшик. К чему, скажи намилость, мне стараться попусту?
– А ежели мы ей рот заткнем? –нерешительно предположил кучер.
– Это как же? – усмехнуласьАлена. – Мне надобно поговорить с твоей барыней один на один, без чужогоуха! Вот ежели бы ты отозвал Аниску зачем-нибудь…
– Отзову! – мигом согласилсявозница, готовый уже на все не только ради собственной красоты, но и радидовольства барыни. – А куда?
– Скажи ей… – Алена сделала вид, чтопризадумалась, хотя обдумано все было еще ночью. – Скажи ей, мол, пришелВанька Красный и ждет ее у церкви Георгия Великомученика. Пока она тудаобернется, я успею словцо молвить Катерине Ивановне. Да еще скажи: мол, онпередал, что долго ждать не станет, а ежели уйдет, то свидятся они нынче ночью,как прежде было условлено. А ежели Аниска спрашивать будет, каков он, скажи –так себе мужичонка, от земли не видать.
– Погоди-ка, – свел бровикучер. – Почему ж ты знаешь, что она к Ваньке Красному так-таки побежит? Икто он есть, этот Ванька?
– Я ведь знахарка, вот и знаю, –отшутилась Алена от первого вопроса, не намереваясь отвечать и на второй: ну кчему сообщать невинному здоровяку Митрию, что мелкорослый Ванька Красный –кровавый атаман и Анискин полюбовник? Конечно, по первому его зову она к чертуринется, а не только к близенькой церкви! А не застав на месте, решит, чтоушел, не дождался… Чтобы убедить Катерину Ивановну, у Алены не так уж многоостанется времени! – Ну, хватит лясы точить, – осадила онаМитрия. – Слышь, звонят. Гляди не перепутай, все в точности скажи Аниске,как я велела, а нам с барыней не мешай. Но поглядывай: чуть Аниска воротится,держись рядом и делай по первому знаку то, что будет приказано, хоть бы тебепришлось голову Аниске оторвать!
И, развернув Митрия на месте, она подтолкнулаего к церковным дверям, а сама стала поодаль, комкая на груди платок и всемсердцем взывая к матушке Марии.
* * *
Ей было невыносимо страшно вновь взойти намонастырский двор – пусть и монастырь совсем другой, и люди другие, и никтоздесь и слыхом не слыхал об Алене-лиходейке, беглой келейнице. Чудилось, самасебя в западню ведет… оставалось лишь надеяться, что матушка Мария приметискупление ее вины. Ведь первое, что решилась исполнить Алена после своегобегства, это спасти другую невинную душу, подобно тому, как была некогдаспасена она сама. И быть может, матушка Мария простит ей чернуюнеблагодарность, если именно на монастырском подворье Алена предпримет первыйдля этого шаг?..
