Она окинула взглядом чинно выходящий, творящиймилостыню люд – и облегченно вздохнула: вот Катерина Ивановна! В точноститакая, как говорили Ленька и Митрий: белая да румяная, с веселым взором, хоть ипотупленным смиренно, статная, сдобная. И девка чернявая при ней. Идут ккарете… ну, Митрий, не оплошай!
И Митрий не подвел. Пока барыня рассыпаланаправо и налево медяки для нищей братии, он склонился к Аниске и что-топрошептал ей на ухо. Девка воззрилась недоверчиво, но, когда Митрий показалладонью на вершок выше земли, она поверила – и, не сказавшись барыне, шмыгнулак Спасской улице.
Митрий подошел к лошадям, взялся поправлятьупряжь. Mысленно похвалив его за догадливость, Алена шагнула вперед:
– Дозволь слово молвить, добрая боярыня!
«Добрая боярыня» рассеянно сунула ей копейку:
– Господь с тобою, бабонька, иди своимпутем!
– Беда над тобой, КатеринаИвановна, – впрямую сказала Алена, когда безразличный голубой взорскользнул по ней. – Если не остережешься, отдашь нынче богу душу, а домтвой сгорит, добро же покрадено будет.
Может быть, следовало начать издалека… Можетбыть, разумно было завлечь Катерину Ивановну своим лекарским искусством,намекнуть на невстаниху ее любовника… Но какая женщина снесла бы подобное безобиды? Откуда незнакомке может быть известно про этакие тайные напасти улюбовника, ежели она сама от этих его напастей не пострадала? И хоть довольнотрудно было приревновать иноземного кавалера к полуодетой побирушке, Алена содного взгляда определила натуру Катерины Ивановны: эта из тех, у кого санибегут перед лошадью. Из тех, кто сперва бьет, а потом спрашивает, что тынатворил, и вообще – натворил ли!
– Ты кто ж такая? Из какой ямывылезла? – спросила пышногрудая красавица, убивая на месте Алену нестолько безразличием тона, сколько внезапной прозорливостью. – Сама, чтоль, красть придешь?
Розовый приманчивый рот расцвел в усмешке, новзгляд уже сделался цепким, и Алена поняла: теперь можно договорить до конца.Теперь Катерина Ивановна ее выслушает, но вот поверит ли – это еще вопрос!
– Не я, нет. Ватага воровская – человекдвенадцать-пятнадцать. И не прежде уйдут, чем возьмут тебя блудным делом, апотом…
– У меня защита есть! – вспыльчивоподалась к ней Катерина Ивановна. – Так что скажи своим…
– Они не мои, – спокойно перебилаАлена. – А защиты твоей нынче дома не будет ночью: на карты зван иноземныйгосподин, на карты до самого утра!
Катерина Ивановна, видимо, опешила.
– Кто тебе сказал? – быстро спросилаона, и Алена порадовалась ее сообразительности: не тратит времени на пустыеотрицания очевидного и сразу смекнула: просто так, под окошком, эти сведения неподберешь, их унес из дому кто-то свой, весьма близкий к барыне.
– Атаманова блядь в твоем доме вуслужении. Зовут ее Аниска, и через нее ватага о каждом твоем вздохе сведома.
Глаза у Катерины Ивановны сделалисьбольшие-большие и по-детски растерянные.
– Врешь ты! – выдохнула она. –Зачем Аниске?.. Она мне преданна!
– Настолько преданна, что направо иналево про невстаниху у твоего хахаля болтает? – с усмешкой ударилаглавным своим оружием Алена – и вовремя успела отстраниться от лилейной, новесьма пухленькой, а стало быть, увесистой ручки, уже готовой отвесить знатнуюпощечину оскорбительнице.
Глаза Катерины Ивановны вспыхнули такимполымем, что Алена даже испугалась, как бы ярость не помутила разум «добройбоярыни». Но та только прошипела:
– Это я тебе еще попомню! – испросила совершенно спокойно: – Почему я должна верить про Аниску?
– Не верь, – охотно кивнулаАлена. – Не верь, а проверь. Вскорости девка твоя воротится – ты ей искажи, что получила известие от кавалера: мол, раздумал он идти к приятелям, авсех их к себе зазвал, так что надобно готовиться к званому ужину.
– И что? – с презрительным поджатиемгуб спросила Катерина Ивановна. – Будет что?
– А то будет, что Аниска запляшет, какзмея на костре, и начнет проситься отпустить ее на час-другой. Ей после такогоизвестия хоть умри – а надобно бежать ватагу упреждать, чтоб нынче к вам ненагрянывали. Одно дело – беззащитная бабенка, и совсем другое – мужчинывооруженные, которые и постреляют, и побьют ватажников!
– И что мне тогда делать?
– Не пускать! – решительно сказалаАлена. – Не пускать ее ни за что! Скажи, мол, отпустишь ее куда надобно,только пусть она тебя прежде до дому сопроводит. А там, как придешь, отдайМитрию приказ, чтоб хватал предательницу и волок в какой ни есть чулан подзамок.
– Ого! – холодно протянула КатеринаИвановна, весьма внимательно вглядываясь в странную незнакомку, столь сведущуюв ее домашних делах. – Так ты и к Фрицу моему в мотню лазила, и Митриязнаешь?! Ловка же, как я погляжу… Но скажи на милость, с чего я должна тебеверить? Почем мне знать, может, это вовсе не Аниска, а ты и есть воровскаяподружка, которая хочет заморочить мне голову?
– А меня запри в подвале на ночь – вот ився недолга, – предложила Алена. – Буду я заложницей. Утро все насвои места поставит, ежели к обороне приготовитесь как надо!
– А это мне зачем? – хлопнуларесницами барыня. – Пускай себе Аниска упреждает своих, чтоб несовались, – сегодня они и не появятся. Зачем хлопотать еще?
– Сегодня не появятся, так появятсязавтра, – нетерпеливо, то и дело косясь на Спасскую улицу, объяснилаАлена. – Неужто непонятно? Все равно – рано ли, поздно они до тебядоберутся. А ежели поступишь, как я тебе советую, – можно будет всехватажников повязать враз. Народишко это лихой, мятежный! Не далее как неделюназад убили и ограбили они команду астраханского стружка и ушли с хорошейдобычею.
– Эй, девка! – усмехнулась вдругКатерина Ивановна. – Тебя, часом, не Аржанов подослал?
– Не знаю такого, – покачала головойАлена. – А он кто?
– О, это… это… – Катерина Ивановнатомно завела глаза. – Ну, красавец писаный, на месте умереть, и первейшийна Москве бабник да потаскун. Но главное – он из царских сыскных людей, которыевыслеживают разбойные ватаги, заманивают их в ловушки и вяжут всем скопом. Емубы твоя задумка весьма по душе пришлась! Скажи только, зачем тебе сие надобно?Что тебе в моей жизни? Или, может быть, ты со старыми дружками рассорилась итеперь хочешь с ними через меня счеты свести?
