богатства друга не ищи, ибо бедняков никто не любит, особенно же богачи. Друга выбирай по своему уровню, если будешь богатым и будешь иметь богатого друга, это можно. Но в дружбе на людей слишком не полагайся, а то не сможешь положиться на свои дела. Если друг откажется от тебя не по разумной причине, не старайся вновь привлечь его, не стоит он этого. Друга алчного сторонись, ибо дружба его с тобой по алчности, не по истине, а с людьми завистливыми никогда не дружи, ибо завистники для дружбы не уместны, так как зависть никогда из сердца не уходит и друг, у которого она в сердце, будет всегда раздражен и озлоблен[219].
Когда ты узнал, как выбирать друга, выслушай о делах мирских и добре и зле.
Глава двадцать девятая
О том, как надо опасаться врага
Старайся не наживать врагов, а если будет у тебя враг, не страшись и не печалься, ибо у кого нет врага, тот достоин радости своих врагов. Но тайно и явно не относись беспечно к делам врага и чини ему зло без устали. Постоянно замышляй против него козни и хитрости и никогда не считай себя в безопасности от его уловок и всячески ограждайся от его замыслов, дабы закрыть к себе доступ беде от беспечности. Пока с его стороны действий не будет, ты вражды своей врагу не открывай и перед врагом старайся казаться таким, что если ты даже уже пал, то ему павшим не показывайся при посредстве разумных действий.
На сладкие речи врага не поддавайся, если от него получишь сахар, считай, что это колоквинт (отрава).
Стихи:
Если какая-либо часть твоего тела сдружится с врагом,
Считай, что [у тебя] два врага, два раза извлеки меч, две раны нанеси.
От сильного врага никогда не считай себя в безопасности и остерегайся его, ибо двоих надо страшиться: один — это сильный враг, а другой — коварный друг. Врага своего ничтожным не считай, со слабым врагом враждуй так же, как с сильным, и не говори [себе]: кто он, мол, такой, да что такое.
Рассказ. Так слыхал я, что был в Хорасане аййар[220], весьма почтенный и добрый человек и известный, а по имени Мухаллаб. Как-то раз проходил он по кварталу, по дороге наступил на дынную корку и упал. Вытащил он нож и изрезал дыню на мелкие куски. Сказали ему: „О ходжа, ты человек столь почтенный и хитроумный, не стыдишься ты разве ударять ножом по дынной корке?“ Мухаллаб ответил: „Меня сбила с ног дынная корка, кого же мне ударить ножом? То, что меня сбило с ног, то и было врагом, а врага нельзя считать ничтожным, если бы даже это и презренный враг, ибо кто считает врага ничтожным, тот скоро [сам] станет ничтожным“.
Итак, измышляй способ погубить врага прежде, чем тот замыслит твою погибель. Но если ты с кем-либо враждуешь и его одолеешь, то не позорь постоянно этого врага своего и не показывай перед людьми его слабость. Ведь тогда тебе славы не будет, что ты одолел слабого да жалкого. Если же, оборони аллах, он тебя когда-нибудь одолеет, то великий тебе будет стыд и позор, что свалился ты от [руки] слабого и жалкого.
Ведь когда царь одержит победу, хотя бы враг того царя и был ничтожным, поэты, складывая победные стихи, и писцы, сочиняя донесения о победе, сначала называют врага могущественным и в войске том расписывают обилие конных и пеших и сравнивают врага с Сухрабом[221] и драконом[222], а потом уже говорят: войско, мол, такое огромное, а такой-то повелитель со своим войском нагрянул на него и развеял и уничтожил, чтобы этим возвеличить прославляемого господина своего и показать мощь его войска. Ведь если тому разбитому полчищу и тому царю они припишут слабость и ничтожество, то победившему царю не будет чести и славы в том, что он разбил слабого и жалкого, ни в донесениях о победе, ни в победных стихах.
Раздел. Так вот, царствовала в Рее женщина, звали ее Сеййида[223], женщина она была царского рода, целомудренная и праведная. Она была дочерью племянника моей матери и женой Фахраддоулэ. Когда Фахраддоулэ преставился, остался после него малолетний сын по прозванию Медждаддоулэ. Царский титул дали ему, а правила сама Сеййида тридцать один год. Когда этот Медждаддоулэ вырос, не в отца пошел, на царство не годился, так только титул у него и был, а он сидел дома, да уединялся с рабынями, а мать его в Рее, Исфахане и Кухистане правила тридцать с чем-то лет.
Но суть-то в том, что когда дед твой[224], султан Махмуд ибн-Себуктегин послал к ней гонца и сказал: „Нужно, чтобы ты ввела хутбу и чеканила монету на мое имя и согласилась на дань, а если нет, я приду, возьму Рей и разрушу его“, и много грозил, то, когда гонец приехал и передал послание, она ответила: „Скажи султану Махмуду — пока был жив мой муж, я все опасалась, как бы не привел тебя путь сюда и не напал ты на Рей, но, когда он преставился и обязанность легла на меня, эта забота ушла из моего сердца. Я сказала [себе]: султан Махмуд — царь разумный, он знает, что такому царю, как он, не годится идти войной на такую женщину, как я. Теперь, если ты придешь, видит бог, я в бегство не брошусь и пойду в бой. Ведь исхода может быть только два, из двух войск одно будет разбито. Если я тебя разобью, я по всему миру разошлю донесения, что я разбила султана Махмуда, который ранее разбил сто царей, будет у меня и донесение о победе и победные стихи по праву; если же ты меня разобьешь, что ты сможешь написать? Скажешь, женщину я разбил. Не достанется тебе ни донесений о победе, ни победных стихов, ибо разбить женщину — не велика слава. Скажут: „султан Махмуд женщину разбил“. И из-за этой одной речи, пока она была жива, султан Махмуд не нападал на Рей и ее не тревожил.
И вот, как я сказал, врага своего слишком не позорь. И ни в коем случае не считай себя в безопасности от врага, особенно врага домашнего, домашнего врага страшись более всего, ибо у постороннего не бывает такого знакомства с твоими
