челку.
— Мы бы хотели, чтобы они были нашими союзниками. Их верность помогла бы лорду Такеде против лорда Оды.
Мы напряглись от этого имени, и госпожа Чийомэ хмыкнула.
— Лорд Ода. Да, — улыбка кота вернулась. — А ты, Аимару?
Широкое лицо мальчика сжалось.
— Что ж. Солдаты Матсудаира думают, что их лорд был чудесным. Но я знаю, что и Такеда считают Гору таким. Так что я не знаю.
Госпожа Чийомэ показала в улыбке больше зубов, развела руки, указывая на метки на карте.
— Именно. Этого не знаешь. Союзники сегодня могут стать врагами завтра, и наоборот. Просто доверять нельзя — эта находка доказывает это. Даже своим нельзя доверять безоговорочно. Тот лейтенант явно продавал тайны лорда Такеды… но кому? — мы не ответили, и она продолжила. — Я хочу, чтобы вы держали глаза открытыми. Я скажу Такеде-сама, что мы продолжаем… расследование. Но не скажу ему об этом. Это может намекать на еще одного предателя Такеда, и я не хочу подходить к нашему лорду без доказательств, — она посмотрела на боевую карту, махнув на нас рукой. — Идите. Если найдете улики о сообщнике мертвеца, сразу скажите мне.
* * *
Мы покинули Главный зал, собираясь передать вещи мертвых монаху, который устраивал погребальный костер. Аимару спросил:
— Что такое со… сооб…
— Сообщник, — буркнула я. — Заговорщик. Товарищ по преступлению.
— О.
Мы вышли за ворота, и в мою голову пришла мысль.
— Если сообщник — человек, которому он должен денег, из Такеда, — я произнесла последнее слово губами, чтобы стражи не слышали, о чем мы говорили, — зачем ему было проникать в Полную Луну прошлой ночью?
Тоуми закатила глаза.
— Глупая Мышка, потому что… — она нахмурилась, глядя на вещи лейтенанта, которые она несла. — Не знаю. Хороший вопрос.
— Хм, — согласилась Эми. — Да. Если он пытался передать бумагу товарищу-солдату, он мог просто принести ее к палатке мужчины. Или отдать ему.
— Но они не хотели бы, чтобы их поймали со списком, да? — спросила я.
Аимару хмыкнул.
— Потому они использовали «мертвый бросок».
— М-мертвый бросок? — я уставилась на него, как и Эми с Тоуми.
Он кивнул.
— Да. Когда хочешь что-то передать кому-то — например, записку или что-то, кхм, украденное — и не хочешь, чтобы кто-то знал, что происходит, или кто это делает, используется «мертвый бросок». Первый человек оставляет вещь в месте, где никто не посмотрит. Например, лампа в старом храме. Или дупло дерева.
Эми кивнула.
— Или на полке в глубине кладовой.
Аимару кивнул в ответ.
— Угу. Второй знает, где должна случиться передача, и позже проверяет место — и если вещи там еще нет, он проверяет на следующий день.
— И так, — сказала я, — никто не узнает, что происходит, или кто вовлечен — может, даже те двое, что проводят обмен?
— Ага.
Тоуми потянулась и потрепала волосы Аимару.
— Маленький заговорщик.
Он нахмурился, а мы прошли последний ряд палаток и попали на луг на вершине гряды с видом на долину. Он сутулился, а Эми рассмеялась.
Двое мужчин устанавливали груды хвороста для погребальных костров, чтобы сжечь тела двух мертвецов. Перед погребальными кострами Торай-сан, повар Такеды, говорил с монахом. Когда он увидел нас, он помахал руками и закричал сухим голосом:
— Нет! У нас нет лишнего вина!
— Но сакэ важно для ритуалов, — возмутился монах.
Его работники смотрели на нас, пока мы приближались. Каждый держал бревно в спокойной манере.
— Я сказал: нет, — прорычал Торай-сан. — Хватит просить, — он пошел к главным вратам.
Монах поднял руки, извиняясь.
— Рисовое вино очень важно, — сказал он. — Милые девы, господин, чем могу вам помочь?
Я передала вещи Сато-сама, а Тоуми почти бросила в монаха одежду Торимасы-сана, а монах в оранжевом одеянии улыбался нам.
— Благословляю вас, дети мои, — сказал он, и мы ушли.
Пока мы шли к кухне — пора было помогать с ужином — Эми прошептала:
— Аимару, монах тебе не показался странным?
Тоуми фыркнула.
— Он любит вино, это точно.
Но Аимару смотрел вперед, пока мы шагали, взгляд двигался, словно он читал.
— Вряд ли он отсюда.
— Не отсюда? — спросила я.
— Не из долины. Я был в местных храмах с Братишками, и я не помню его. Или двух мужчин, работающих на него, если подумать, — он кусал губу.
— Ладно, — я вздохнула, — прежде чем решать загадки, нужно накормить армию.
Мы подошли к вратам, примчались восемь всадников — отряд поиска. Они спешились, и я услышала, как юный капитан Токимацу сказал:
— Не повезло. Кобаяши нет в долине.
«Нет, — подумала я, — он в горах», — мы вошли в Полную Луну, и я посмотрела на других, видела, что они думали о том же.
* * *
На ужин была говядина — убили фермеры, к счастью, и принесли, пока мы были на горячих источниках. Рецепт был от Кумо-сана, и это заставило меня вспомнить жалобы Ки Сана, что японские вкусы были «сладкими и коричневыми».
Матсудаира и Такеда вошли в Главный зал тихо. За обедом тишина была неуверенной, а в этот раз в ней будто гудел гнев — солдаты Такеда злились на смерть двух своих, а Матсудаира злились за обвинения.
Мы стали подавать еду, Ки Сан вытащил миску с рисом, накрыл ее и вручил мне.
— Для Лисички, — сказал он.
Маи.
— Да, Ки Сан-сан.
— И принеси ей немного вина, — он вручил мне бутылку как те, что мы видели в палатке Торимасы-сана. Он надел сверху чашку и махнул мне. — Неси.
И я понесла.
Дверь Убежища была закрыта. Я осторожно сдвинула ее и позвала:
— Маи-сэнпай?
Фырканье донеслось из темных глубин маленького здания.
— Сэнпай, — я увидела, как она оторвала взгляд от низкого стола. — Чего ты хочешь, Мышка?
Я подняла миску и бутылку.
— Твой ужин.
Я видела, что она подавила желание зарычать. Она повернулась к бумаге, на которой рисовала.
— Спасибо, — вежливость не была естественной для Маи, но она хотя бы пыталась.
Я села на колени у стола, опустила еду рядом. Я налила ей вино, взглянула при этом случайно на ее рисунок. Хоши и другие учителя учили нас работе с кистью. Госпожа Чийомэ считала, что способность рисовать привлекательную и точную картину могла пригодиться в работе куноичи. Но нас нельзя было назвать художниками.
Я видела каллиграфию Маи, пару завитков для украшения, но не видела ее попытки рисовать. И мой рот раскрылся от того, что она делала.
— Что уставилась? — буркнула Маи с полным ртом мяса.
— Твои рисунки, — сказала я. — Они красивые.
Она нахмурилась и хмыкнула.
На полоске мятой бумаги она рисовала фигуры в движении. Каждая была простыми линиями, но я сразу
