ли она ещё одну влажную морозную ночь в степи?.. гора и звезда… он покрутил амулет в пальцах. И на убитом был тот же самый… это знак рода, или, может быть, работы? В качестве герба это было бы слишком величественно: подошло бы, верно, только правителю. Как они его называют – фраций, кажется? Всё созвучно, будто от его рода и пошло всё государство… а если и правда? Пальцы задрожали. Если и правда всех их послали власти, и теперь, чтоб прекратить все эти деревенские бесчинства, нужно победить вставшие по их сторону реки фратейские полки? Такую борьбу южане могут вести бесконечно; народа у них не в пример больше, чем у имперцев. Хотя в знахарском доме ему доложили, будто то были вольные разбойники; но где же тому доказательства? Что же сейчас происходит в лагере… так хотелось вновь пройти через кольцо телег, и взять в руки деревянный меч, и стоять на раздаче еды, и чтоб тот дурак у костра снова заиграл на ребеке. Но сейчас вместо телег – смотровые башни и караульные у ворот, еду приносят прямо в спальню, звуки ребека сменились на хрипы и кашель за стеной, а в руках теперь трость заместо меча. Сжимая в пальцах холодный медальон, Лоренц вдруг понял, что почти ничего не знает об их враге.Он не знает языка, не знает географии, даже не знает, во что они верят и кто ими правит. Приставленные учителя ловко обходили эти темы, обвиняя их в язычестве и ереси, кляня многомужество и стращая домами присмотра. Дети для них священны, сказал когда-то Олаф. Плох ли народ, что так заботится о своём будущем?..
Стук в дверь вывел его из тоскливых мыслей. Гвардейцы открыли дверь; за нею стояла та самая вчерашняя девка, с ещё более красными воспалёнными глазами. В руках она держала поднос с тарелкой.
– Ваше Сиятельство, вам помочь одеться? – едва слышно спросила она, поставив посуду на стол. Лоренц поднял глаза – девушка едва прекратила плакать, щёки всё ещё были мокрыми. – К вам просил Его Благородие, всё волновался, когда вы прибудете… давайте я помогу.
– Я не сильно раздевался перед сном, – чуть улыбнулся юноша. – С обувью помоги, будь так добра. Как ваша госпожа?
Девушка медленно выдохнула, чтоб сдержаться от новых всхлипов.
– Перестала узнавать даже младшенького, – прошептала она. – Позвали с утра армейских лекарей со знахарского дома, они еле смогли ей что-то дать, чтоб поспала наконец. Не берите в голову. Не ваша это забота. Мы-то к тому давно уже были готовы, – она поправила складку штанов над сапогом и встала с колен. – Могу ещё чем помочь?
Сиятельство медленно поднялся на ноги, привычно потянувшись за тростью. Ночные думы лишили его последних остатков сил.
– Нет, больше ничего, спасибо тебе, – так же тихо ответил он. – Позови Благородие, пусть заходит. Я к нему, кажется, ещё нескоро смогу дойти на своих двоих.
Девка низко поклонилась и усеменила в коридоры, сопровождать свою хозяйку. Прошло совсем немного времени, и двери снова открылись. На этот раз в проходе стоял Юлек, рядом, как всегда, крутился Фрол.
– Ваше Сиятельство, однако, горазды спать, – усмехнулся старший, делая шаг вперёд, – уже за полдень перевалило. Нормально Анешка себя вела, или перед вами тоже нюни распустила? Как у неё сил хватает столько реветь только…
– Кажется, это уже не первая смерть госпожи на её памяти, – холодно возразил Лоренц, – и я могу понять, почему она так расстроена. Вам бы тоже лучше хоть вид сделать, что скорбите по названной матушке; дворовые всё видят и примечают. Хорошо, думаете, будут к вам относиться, если вы сегодня праздник устроите?
– Ну пошто сразу праздник… – Юлек вздохнул. – Могу присесть? Мелкий, заходи, не мельтеши. Она с жаром слегла ещё в конце лета. И ничего против не помогало. Мы все понимали, к чему идёт, и всё, что могли, уже выплакали. А Анешка просто к ней приставлена личной служкой, постоянно рядом крутится, вот и принимает всё ближе к сердцу. Даже Фрол, вон, спокоен. Спокоен же?
Мальчик пожал плечами. У него было расстроенное лицо, но до слёз, как у девки-служанки, пока не дошло.
– Я поговорил сегодня с караульными, – продолжил староста, – те, кому выпало у храма стоять, были внутри. На улице никого не осталось. Один, который по дороге ходил, сказал, что видел драку у храма, но не разглядел, кто с кем. Далеко было.
– Как удобно… – пробормотал Лоренц, – как удобно…
– Что? – недоверчиво поднял брови Юлек.
– Я ходил ночью в тот овраг, – продолжил Сиятельство уже в полный голос. – В глубь степи ведёт тропа. Я нашёл там меч моего оруженосца и мёртвого фратейца. Распорядитесь, чтоб меч отнесли к телу в храм, а чужака осмотрели в лекарском доме.
Староста в ужасе прикрыл рот.
– Южане? В нашей деревне?.. да как он только… в овраге, значится… ох, конечно, конечно, распоряжусь, ВашСиятельство! Отнесут, осмотрят, всё по чину сделают! Видать, ваш человек-то в бою с чужаком конец нашёл?
Мне тоже интересно, хотел было сказать Лоренц, что здесь делал южанин. Был бы он сейчас в лагере со своим отрядом, пустил бы на поиски во все направления, чтоб найти тот путь, по которому пришёл фратейский гость.
– Я прослежу, – добавил юноша, – за всеми работами. Жаль, что с караульными так вышло… не проводите к дому, где живёт полукровка? Хотел бы поговорить с его родными, если кто жив остался.
Юлек, нахмурившись, покачал головой.
– Полукровка? У нас-то, Ваше Сиятельство, все свои. С чего взяли, что есть кто оттуда?
– Но я видел, – прошептал Лоренц, сжав с силой чужой медальон, так и лежавший в его пальцах. – Я видел вчера ночью. В деревнях по границе часто встречаются дети от фратейских вояк, и…
– Думаете, долго будет жить ребёнок от южного насильника в деревне, где стоит лекарский дом для наших солдат? – староста потрепал Фрола по макушке. – И мамка-то его, думаете, будет пользоваться почётом у здешних? Плохо вы всё же простой народ знаете, а?
Лоренц опустил взгляд. Такой короткий путь до соседней деревни, и так отличаются нравы. Юлек только что признался, что здесь убивают и детей, и их невинных матерей; и что, что Лоренц может сейчас сделать, чтоб навести порядок и вернуть справедливость? Лекарский дом
