да что там волновалась — боялась страшно! Она до сих пор помнила первый урок тогда еще в 10 «А» и вопрос красивой девушки Лины Томашевской: нравится ли Елизавете Максимовне роман Бодлера «Цветы зла»? При этом Лина добавила, что Бодлер — француз. Вроде как подсказку дала.
Причину этого вопроса Лиза тоже прекрасно поняла. И нисколько не усомнилась, что всякого рода провокационных вопросов будет еще много, и соответствующих поступков также, и не известно, чем все закончится, если эти «экспериментальные» детки уверятся, что учительница их боится. Банальная, в сущности, ситуация, многократно описанная в учебниках по педагогике, да и не только в них.
Лиза обвела класс взглядом, натолкнулась на ответный взгляд Мухина — в его глазах смешались удивление и скрытое смущение. Ну, конечно, Валерке неловко — как-никак соседка, свой человек, а Лина… тоже свой человек. Только вот чему удивился — Бодлеру, что ли? Наверняка первый раз эту фамилию слышит. По мнению Лизы, Валерка, типичный технарь, вообще зря в гуманитарии подался, пусть даже и за Линой.
— Лин, да ладно ты со своим французом, — прогундел Мухин негромко, но все услышали, завозились, а кто-то даже весьма выразительно вздохнул.
Пожалели. И Мухин, и тот, кто вздохнул, определила Лиза и тут же разозлилась. Решили, что я девочка с виньеточкой? Что меня можно и по носу щелкнуть и по головке погладить?! И что я все ваши причуды буду горстями заглатывать? Как же! Разбежалась!
— Роман Бодлера «Цветы зла»? — переспросила Лиза невинным тоном. — Ой, что вы! — Она намеренно обратилась к Томашевской на «вы». — Я никогда не читала такого романа. А что, интересный?
— Любопытный… — Лина повела плечами, чуть снисходительно усмехнулась.
— Вот и замечательно! — обрадовалась учительница. — Сейчас вы выйдите к доске и расскажете всем нам, о чем этот роман.
Лина опять повела плечами, но с места не сдвинулась.
— Ну что же вы? Давайте! — воззвала Лиза. — Мы все ждем! Правда, ребята?
Ребята и впрямь были сильно не дураки, потому как явно почувствовали подвох — уже не просто завозились, а весьма активно оживились, принялись переговариваться, и даже пара смешков раздалась.
— Давай, Линка! Расскажи нам про этого Бодлера, небось он там все про любовь писал! Ты же у нас на любви специализируешься! — крикнул с задней парты парень, фамилию которого Лиза запомнить еще не успела.
— Дурак темный! — огрызнулась Томашевская.
— Нет-нет, вы не правы, — заступилась Лиза и улыбнулась самой что ни на есть ласковой улыбкой. — Он совсем не темный. Он просто никогда не читал роман «Цветы зла». И я не читала. И никто не читал. Потому что это и не роман вовсе, а сборник стихов. Бодлер стихи писал, представляете? — обратилась она к классу. — Впрочем, Лине простительно это не знать. Поэзия Бодлера ведь не входит в школьную программу. Вот она и не знает.
— Да все я знаю! — фыркнула Томашевская. — У меня бабушка в университете французскую литературу преподает!
— Замечательно! — умилилась Лиза. — Значит, вам есть у кого набраться эрудиции. А то ладно со мной, я все-таки ваша учительница, с кем-нибудь более серьезным впросак попадете.
Класс удовлетворенно заржал, но Лиза (антипедагогично, спору нет) пресекать коллективное злорадство не стала. Вот тебе, красотка, плюха! И другим наука. Нечего выпендриваться.
Впоследствии класс, конечно, периодически и выпендривался, и всякие коленца выкидывал, но без особого усердия. Молодая учительница оказалась совсем не пугливой, на всякие выпады тут же давала сдачи и вольностей не допускала. Но в то же время и директору не жаловалась в отличие от некоторых других.
В этот день урок литературы в 11 «А» был посвящен творчеству Ивана Бунина. Из всех русских писателей Лиза больше всего любила именно его. Больше Достоевского, Чехова и Льва Толстого. Впрочем, Льва Толстого она вообще не любила, разве что «Анна Каренина» ей нравилась, возможно, в какой-то мере потому, что самому «зеркалу русской революции» (как окрестил Льва Николаевича Ленин) героиня романа была совершенно несимпатична.
Про Бунина Лиза могла говорить часами, сборник «Темные аллеи» считала лучшим произведением о любви. И самым печальным.
— Представьте, Бунин написал эти рассказы за границей, в преклонном возрасте, когда, казалось, человеку пора уже не о любви думать, а жизненные итоги подводить, — говорила Елизавета Максимовна. — А он пишет именно о любви. Причем о любви несчастной и… одновременно какой-то удивительно светлой. И вообще, эти рассказы — ностальгия по молодости, по родине, которая несчастна и при этом очень дорога. Бунин был разлучен с Россией, и так же разлученными оказывались герои его рассказов. В определенном смысле это рассказы о любви именно к родине и о людях, живших в преддверии событий, которые у многих из них и эту родину отняли, и саму жизнь разрушили.
— Да просто он старым был, ему самому уже ничего не светило, вот он и своим героям фигу показал, — изрек главный классный скептик Леня Березин.
— Дурак ты, Ленчик, — тут же отреагировала Маша Зверева. — Между прочим, Гюго незадолго до смерти, в восемьдесят с лишним лет, записал адрес новой юной возлюбленной.
— Адресок руками пишут, Машка, это несколько другая часть тела, — гоготнул Березин.
Класс, как всегда бывало в подобных случаях, мгновенно оживился, загалдел, учительница хлопнула ладошкой по столу, возвысила голос:
— Ну-ка, тихо!
Разумеется, тишина тут же не повисла и привычная перебранка не прекратилась, но Лиза повторять не стала, подождала пару минут, после чего заговорила негромко, вроде как исключительно сама с собой:
— Между прочим, Бунин очень интересно объяснял, почему его рассказы о любви с грустным концом. Он защищал несчастную любовь. А счастливая любовь, по его мнению, в защите не нуждается. Но некоторым это не понять — ни сейчас, ни через пятьдесят лет, потому что они сами не способны никого любить и их никто по-настоящему не полюбит. И все, что они могут, это отшучиваться, причем совершенно примитивно.
Лиза намеренно шпыняла Леню Березина, который, в сущности, был нормальным парнем, но вечно изображал из себя эдакого нигилиста. И таким трюком своего добилась. Класс затих, присмирел, с любопытством уставился на учительницу.
— Готова поспорить, что большинство из вас, гуманитариев, Бунина не читали, хотя в списке литературы на лето «Темные аллеи» были, — укорила Лиза. — И вообще мало что о Бунине слышали.
— Он был нобелевским лауреатом, — проявила эрудицию Лина Томашевская.
— Да ну?! — удивился Березин и при этом конечно же выдавил скептическую улыбочку.
— Можешь в Большой литературной энциклопедии посмотреть.
— Да, можешь, — разрешила Лиза и кивнула в сторону застекленного стеллажа, где хранилось много очень и не очень полезной справочно-методической литературы, в том числе довольно часто используемая энциклопедия.
Она подошла к стеллажу, распахнула дверцу, приподнялась на цыпочки,
