разыграть удивление и растерянность, так искренно у него это никогда не получилось бы.
Кольберг рассчитал эту встречу, этот первый момент. Если Курбатов заслан чекистами, рассуждал Кольберг, то там его должны были предупредить о встрече с ним. Внезапность встречи Кольбергу нужна была, чтобы прове|рить реакцию Курбатова. По версии, выстроенной Кольбергом, Курбатов должен был изобразить прибытие сюда, к нему, случайностью, иначе он давно уже явился бы по адресу, который ему назвал Шевров. Не явился. Значит, будет утверждать, что явки Шевров ему не дал. Значит, встреча для него должна быть неожиданностью. Как он изобразит эту неожиданность, как ее сыграет? Он же еще мальчишка и не искушен в такой сложной актерской игре, где он, Кольберг, научился за долгие годы улавливать фальшь моментально.
Реакция Курбатова, его растерянность, его удивление прозвучали для Кольберга без тени наигрыша и фальши. Не знал Курбатов, какую он задал сразу же задачу своему многоопытному и искушенному наставнику.
— Владислав Павлович! Дорогой мой юноша, мой герой, как я рад вас видеть! Мое сердце сжималось болью за вас! А я человек не жалостливый и не сентиментальный! Здравствуйте, я рад вас видеть в здравии и невредимым! Моя совесть была бы нечиста, если бы с вами случилась беда!
Кольберг взял Курбатова за руки и повлек к свету.
— Дайте мне на вас посмотреть! Вы возмужали! Мысли и думы старят человека!
Из-под бровей смотрели на Курбатова серые, стального оттенка неживые глаза. Кольберг сдержанным жестом указал на стол.
— Прошу вас, дорогие гости. Чем богат, тем и рад. Простите за поздний час. Я сегодня задержался у адмирала.
Изысканное угощение придумал Кольберг. Такое действительно устраивают только для близких друзей. Редчайшие вина, о которых Курбатов даже и не слыхивал. Белорыбий балык, что на языке тает, легкая, розовая лососина, холодные рябчики.
Начали с водки. Под водку шла соленая рыба. После водки передохнули. Кольберг и Ставцев закурили сигары.
Кольберг вздохнул.
— Не так я хотел чествовать моего героя... Не такая ждала бы вас встреча, Владислав Павлович! Вся Россия склонила бы голову перед вашим именем… Но я рад, что вижу вас живым, у нас! Вы опять с нами!
Кружил, кружил Кольберг и опять закончил все теми же словами. Но Кольберг ли это? Вопрос пока оставался без ответа.
Курбатов замкнулся. Он с удовольствием выпил водки. Он боялся, что напряжение сделало его несколько холодным, а водка разгорячила и придала блеск его глазам. Вот сейчас, думал он, самое главное, самое важное узнать: Кольберг ли перед ним? Кольберг ли? И держаться, ни одного лишнего жеста, ни одного движения. Не играть, здесь актерство не пройдет!
А Кольберг, сам того не желая, все еще исходя из своей ложной предпосылки, что Курбатов ехал; сюда в расчете на встречу с ним, дал Курбатову время, чтобы прийти в себя и как-то наметить линию поведения.
Кольберг не уставал наполнять рюмки. Но пил и сам, не пропускал. Он всячески подчеркивал радушие и радость, ничем и никак пока что не омрачая встречи.
«А здесь ли Шевров?» — вот о чем задумался Курбатов. Если Шеврова здесь нет, то именно так и должен был бы его встретить этот человек.
Именно так? Разве? Он никогда не был так ласков в Петрограде и всегда соблюдал некоторую дистанцию отчуждения. Да, но Ставцев? Старые друзья. Он спаситель Ставцева. Может быть, поэтому такая приветливость, такая непринужденность? И почему, кто сказал, что должны были возникнуть подозрения? Стоп! С чего же начать? Этот милый и обворожительный хозяин с лицом мертвеца, кажется, затянул его в кольцо. Они уже полчаса пьют, выпили за его, Курбатова, здоровье, за его будущее, а он не знает имени своего наставника. Там, в Петрограде, действовал закон конспирации, а что здесь может помешать назваться полным именем? И Курбатов решился. Он поднял наполненную коньяком рюмку и, взглянув на Кольберга, сказал:
— Простите... Мне очень неловко. Я до сих пор не знаю вашего имени, а мне хотелось бы вас поблагодарить.
Кольберг разыграл удивление, недоумение, как бы за помощью обратился к Ставцеву.
— Что случилось, Николай Николаевич? Разве вы не объяснили?
— Нет! — ответил Ставцев. — Я считал, что вы, Густав Оскарович, сделаете это лучше, чем я!
«Густав Оскарович!» Сходится. Курбатов внутренне похолодел.
Кольберг встал. Поклонился несколько церемонно, с некоторой иронией.
— Кольберг Густав Оскарович! Я полагал, что вам известно мое имя.
— Я очень хотел знать ваше имя, но я считал, что перед отъездом в Москву мне лучше его не знать.
— Похвальное правило, молодой человек.
— Разрешите, Густав Оскарович, предложить тост. За вас, за моего наставника и учителя! Я жалею о случившемся. Но я сделал все, что мог!
— Я знаю! Знаю, что вы сделали все, что могли, все, что было в человеческих силах!
Курбатов стоя выпил.
Кольберг вышел из-за стола и подошел к нему. Положил руку ему на плечо, как бы обнял.
— Николай Николаевич! У нас любят говорить, что наши молодые офицеры ничего не стоят! За этого молодого человека я отдам батальон корниловских офицеров!
Помолчал с секунду и вдруг спросил:
— А почему вы, Владислав Павлович, не явились по адресу: Торговая улица, дом десять?
Адрес Кольберг произнес быстро и невнятно. Курбатов даже не до конца расслышал.
И опять ему не надо было ничего разыгрывать. Он не знал этого адреса.
— Куда? — переспросйл он Кольберга.
И на этот раз сорвалось. Кольберг ждал вопроса, где, в каком городе эта Торговая. А произнес он слово «Торговая» так, что Курбатов не смог бы расслышать.
— Торговая, десять! — произнес он на этот раз внятно.
— Где это, Густав Оскарович?
— Здесь. В этом городе!
— Я ничего не знал! Вы мне в Петрограде явки не дали. Ее должны были дать в Москве.
— Именно в Москве! — воскликнул Кольберг и отпрянул от Курбатова. Удивление, умилительное удивление разлилось по его лицу.
— Разве Шевров вам не дал явку?
— Нет! Не дал! Из-за этого я и попал на Лубянку...
— Садитесь! — тяжело сказал Кольберг. — Надо нам в чем-то разобраться, Владислав Павлович.
Сели. Ставцев поблескивал стеклышками пенсне, поглядывая то на Кольберга, то на Курбатова.
— Я вам не мешаю? — спросил он у Кольберга.
— Что вы, Николай Николаевич! Напротив! Вы нам поможете!
— Вы упомянули Лубянку, — начал Кольберг. — Мне Николай Николаевич рассказал, что вы были на допросе у Дзержинского.
