Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
За отчетом следовали секретные циркуляры для российской, французской и британской пограничных служб с «международным контрольным списком» в отношении лиц, заподозренных в «сношениях с неприятелем». В этом списке числилась почти вся нынешняя верхушка большевиков, во главе с тем же самым Ульяновым (Лениным). Дальше — донесение агента русской полиции в Швеции о конспиративной встрече Ульянова с неким Ганецким в ресторане местного отеля «Савой» и об их совместной поездке на поезде. В донесении сообщалось, что член Заграничного бюро ЦК РСДРП Ганецкий является директором датской фирмы, учрежденной на деньги немецкого агента Парвуса. Для прикрытия своей шпионской деятельности в России фирма осуществляет торговлю лекарствами, порошковым молоком и прочими дефицитными в период войны товарами. В числе пособников Ганецкого агент упоминал также некую госпожу Суменсон и юриста Козловского.
После этого был аккуратно подшита копия расшифрованной телеграммы № 551 из отдела политики штаба Германского главнокомандующего в Министерство иностранных дел:
«Въезд Ленина в Россию удался. Он работает полностью по нашему желанию».
И еще несколько писем, перехваченных пограничной стражей для контрразведки Петроградского военного округа, адресованных в Копенгаген все тому же Парвусу. Заключение почерковедческой экспертизы подтверждало, что эти письма, содержавшие фразы вроде «работа продвигается очень успешно», «мы надеемся скоро достигнуть цели, но необходимы материалы», «присылайте побольше материалов», «будьте архи-осторожны в сношениях» написаны рукой Ульянова (Ленина). Тут же находились расшифрованные телеграммы с условными обозначениями денег, типографского оборудования и оружия, перехваченные союзниками. Их авторами и получателями значились все те же Ленин, Зиновьев, Козловский, Коллонтай, Суменсон и Ганецкий, а речь в этих телеграммах шла о суммах до миллиона рублей, проходивших через их руки.
«Хотя переписка эта и имеет указания на коммерческие сделки, — указывалось в сопроводительном письме на имя начальника контрразведки Петроградского военного округа, — высылку разных товаров и денежные операции, тем не менее, представляется достаточно оснований заключить, что эта переписка прикрывает собою сношения шпионского характера. Тем более что это один из обычных способов сокрытия истинного характера переписки, имеющей шпионский характер».
Из прихожей послышался звук отпираемой двери, и Блок торопливо убрал синюю папку в ящик книжного шкафа.
— Как прошел день, Саша? — поинтересовалась жена, проходя к нему в комнату.
— Такое чувство, будто меня выпили… — тяжело вздохнул поэт.
— Хочешь чайнить? — Это было их общее семейное словечко, и Любовь Дмитриевна часто его употребляла.
— Да, пожалуй, — согласился Блок. — Куда ты ходила? Что нового там… у них?
Пока Любовь Дмитриевна собирала на стол, она успела рассказать мужу последние новости из Дома искусств, над которым в очередной раз, совершенно внезапно, нависла угроза закрытия. Как рассказывал ей об этом с горьким юмором Корней Чуковский: «Пока зачитывали обвинительный акт против гражданки Елисеевой, систематически похищавшей собственные вещи из квартиры, приходил какой-то злой Рабкрин. Хотел унести все ширмы, но вовремя вмешался Сектор…».
Угроза немедленного прекращения творческой деятельности уже неоднократно нависала над обитателями Дома искусств. То властям не нравились аукционы, на которых обитатели дома распродавали остатки прежней роскоши, помогавшие им выжить, то грозили отнять государственные субсидии. И каждый раз Чуковскому приходилось искать заступничества в советских инстанциях, спасая свое детище…
— Я принесла тебе для одобрения проект письма Ленину от Петроградского отделения Всероссийского союза писателей. Вот, посмотри, что у них получилось, — жена передала Блоку четвертушку бумаги. Тот без особенной радости принял ее и прочел:
«Председателю Совнаркома В. И. Ленину
Правлением Петроградского отделения Всероссийского профессионального Союза писателей, в заседании от такого-то мая сего года, было заслушано сообщение о тяжелой болезни поэта А. А. Блока, который в настоящее время страдает грудной жабой, цингой и нервным расстройством. По заявлению врачей, пользующих больного, единственной мерой, которая могла бы его спасти и вернуть к творческой работе, является немедленная отправка А. А. Блока в одну из санаторий, предпочтительно финляндскую, где он будет иметь необходимый уход и индивидуальное питание.
Ввиду этого правление Союза в твердой уверенности, что оно говорит от имени всей русской литературы, просит безотлагательно выдать А. А. Блоку и его жене разрешение на выезд в Финляндию.
Правление полагает, что к этому ходатайству о спасении жизни Блока присоединится каждый, кому дорога русская литература, одним из лучших современных представителей которой он является.
Председатель правления А. Л. Волынский
Члены правления…».
— Они непременно обязаны тебя выпустить, — скорее для самой себя, чем для мужа, продолжила рассуждать Любовь Дмитриевна, высыпая на блюдце сухарики. — Уже было несколько отказов, и что получилось? Это может повлечь за собою один только результат — массовое бегство за границу. Отказать в бумажке на выезд легко, но реально удержать того, кто окончательно решил уехать, невозможно! Не в ЧК же таких людей сажать, право слово…
Александр Блок поморщился. Он был болен и слаб. Он устал.
Да, конечно же, Блок и сам знал, что знаменитый Болеславский, Смирнов с Романовым из Мариинского театра, да и целый ряд других артистов спокойнейшим образом без всяких разрешений нелегально перебрались через границу, показав, таким образом, дорогу другим. Тем более что большевики и сами понимали это — Луначарский даже передавал ему слова народного комиссара внешней торговли Красина о том, что скандальное бегство из Республики Советов прекратится только тогда, когда власти будут осторожным путем предоставлять возможность деятелям искусства уезжать за границу на время…
Так что оставалось только ждать. И положиться на удачу.
1921 год. Труппа БДТ во главе с Александром Блоком — первым художественным руководителем театра
* * *
В конце концов жена, конечно, победила.
И на лето отправила Александру Андреевну из Петрограда.
Несколько дней назад, будучи не в состоянии выдержать дальше разлуку с больным сыном, мать приехала на Офицерскую улицу. Когда она пришла, Любовь Дмитриевна не пустила ее в квартиру — долго стояла с ней на лестнице и упросила отложить свидание, уверяя, что волнение плохо отразится на здоровье Саши. Жена Блока действительно считала, что мать убийственно действовала на поэта во время болезни — после свидания с ней ему становилось значительно хуже. И раньше, всякий раз, когда настроение Александры Андреевны бывало подавленным, когда она нервничала, это отражалось на настроении сына, и наоборот. Они неизменно заражали друг друга своей нервозностью. К тому же, по словам Любови Дмитриевны, во время болезни, несмотря на сильную привязанность к матери, Блок не выражал желания видеть ее близ себя, он хотел присутствия одной жены…
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
