Книга Сломанные крылья - Евгения Михайлова

…Лене казалось, что из-за ее стонов и слез все давно ушли. Что девятимесячное ожидание – сон или бред. И вдруг кто-то промокнул полотенцем ее взмокший лоб, и она услышала:

– Кончай реветь, мамочка. Смотри, какого красавца родила…

Лена помнит эту минуту все двадцать лет. Как посмотрела на красное, сморщенное существо и поняла: красивее никого быть не может. Так и теперь. В любой толпе, на самой людной улице – всегда на ее Никиту кто-нибудь уставится и остолбенеет. Наверное, есть и другие красивые люди, только она никогда не встречала таких, кого можно было бы поставить рядом. Даже в глянцевых журналах с изображениями звезд, обработанными с помощью «фотошопа».

Лена посмотрела на часы, закончила мыть пол и быстро прошла на кухню. Он скоро придет. С деньгами перед зарплатой всегда бывает туго, но Лена знает массу способов скрасить бедность. Вот и сейчас она достала пакет биокефира, молоко, сливочное масло, муку. Через десять минут перед ней вырастет горка золотистых оладий, таких вкусных и пахучих, что Никита съест их в один присест, запив любимым ананасным соком. Он и не догадывается, что Лена никогда не пьет его сок. Ей и чаю достаточно.

Почему она именно сегодня вспомнила, как родился Ники? Просто по ассоциации. Она сегодня очень устала. Очередь на почте, где она работала оператором, выстроилась до улицы. Все ругались, торопили. Конечно, почта должна быть делом быстрым. Кто виноват в том, что платят там гораздо меньше, чем нищим на паперти? То есть кто-то, конечно, виноват, но Лене об этом думать, искать лучшую работу некогда. Она привыкла дорожить тем, что есть. Вот и сейчас: измучилась, а ведь вылизала всю квартиру и невольно вспомнила ту, самую счастливую усталость в своей жизни. Она тогда была девчонкой, только что закончившей школу. Приехала в Москву из Орла, чтобы как-то устроиться в жизни. Вместо этого влюбилась, очень быстро забеременела и услышала от человека, которого считала фактическим мужем, банальную фразу о том, что у него есть другая, постоянная женщина. Он предложил ей деньги на аборт, она спокойно отказалась. Почему-то сразу почувствовала себя курицей, обязанной снести золотое яйцо. Лена улыбнулась: вот почувствовала – и все тут! Хорошо, что хоть квартира была – маленькая, однокомнатная, здесь когда-то жила сестра ее бабушки. Была очень больна, нуждалась только в уходе, а проблемы Лены ее уже не волновали. Сына Лены старушка успела увидеть, а потом тихо, деликатно умерла, как будто уступила место новой жизни. Лене тогда знакомая сказала, мол, так чаще всего и бывает: если в семье появляется новый человечек – жди потери. Лена жалела, горевала, но ни на секунду не забывала о том, что нельзя расслабляться, лишать радости ребенка. Она к Никитке всегда подходила с улыбкой, и он очень быстро научился улыбаться в ответ. Он и сейчас такой.

Оладьи готовы. Скоро откроется дверь…

Он вошел в квартиру буквально через несколько минут. У него было бледное, испуганное, что ли, лицо.

– Оля не звонила? – спросил он с порога.

– Нет. Но она же знает, что ты в институте.

– Мама! – почти прокричал Никита в ответ. – Она пропала! Мобильный не отвечает. Ее мама сказала, что она вчера вечером не пришла ночевать! Помнишь, как вы с ней меня уговорили не провожать ее до дома? Так она туда не пришла!

* * *

Оля училась вместе с Никитой в Плехановском институте. Только на другом курсе, на два года младше. А познакомились они на соседней улице, где она жила. Он проходил солнечным днем мимо ее дома, а Оля вышла и смешно зажмурилась от света. Никиту как будто током ударило.

– Ты чего так сияешь? – Он подошел к ней очень близко.

– Что-что? – не поняла она.

А он разглядывал ее, не в силах оторваться. Невысокая, тоненькая, беленькая, с огромными прозрачными глазами, то ли голубыми, то ли зелеными, с пухлым, почти детским ртом.

– Ты такая красивая, что на тебя можно смотреть только в темных очках. А я их дома забыл.

– Ты так шутишь? – серьезно спросила она и внимательно посмотрела на Никиту. Вот он красив, лучше не бывает: высокий, широкоплечий, кареглазый, с правильными чертами лица.

– Я не шучу, – сказал он и дотронулся до ее руки.

Это прикосновение значило для них обоих больше, чем для других людей годы близости. Они были людьми с тонкой кожей. Они умели выразить вздохом ощущение родства. Потом встречались полгода, готовились к свадьбе.

– Нет-нет, ты успокойся и скажи все по порядку, – Лена постаралась произнести простую фразу совершенно спокойно. – Что значит пропала? Может, ее подруга зачем-то позвала? Может… Ну, я не знаю. Вариантов масса.

Последние слова прозвучали неубедительно. Для Оли не было «массы вариантов». Она домашняя девочка. Если сказала, что идет домой, значит, домой и пошла. Если задержалась с кем-то, допустим поговорить, позвонила бы и маме, и Никите. И не сутки же она разговаривает.

– Мама, не говори глупости, – произнес Никита не грубо, а устало, удрученно. – Ты же сама понимаешь: что-то случилось.

– Раз случилось, раз ты думаешь, что случилось, нужно идти в милицию.

– Я пойду. Только Олина мама уже туда звонила, ей сказали, чтоб приходила дня через три, если дочь не найдется.

– Да, конечно, большие умники, – пробормотала Лена. – Но у них, наверно, инструкция такая. Только не впадай в отчаяние. В любую минуту все может решиться лучшим образом.

– Как?

– Ну, скажем, она обиделась на тебя за что-то и попросила маму сказать, что ее дома нет.

– И еще сказать, что она дома не ночевала? Телефон отключила? Мама, это же Оля. Она ничего подобного сделать не может!

– Хорошо. Понятно. Значит, будем искать. Узнаем телефоны всех подруг, однокурсников, поспрашиваем соседей. Дом-то рядом. Она ушла, когда еще не особенно темно было.

– И сколько времени, по-твоему, мы будем этой ерундой заниматься?

– Это не ерунда. У нас нет выхода. То есть он появится, если она вдруг придет и все объяснит сама. А пока…

– А пока с ней могут сделать все, что угодно. Ты ведь на самом деле согласна с тем, что с Олей что-то случилось? Ты ведь тоже так думаешь, мама?!

* * *

Оля сначала почувствовала сильную головную боль, а потом очнулась. От тяжелого сна? Или от обморока? Она приподнялась на локте и огляделась. В крошечное окно пробивался луч света. Это что, погреб? В одном углу дрова, в другом хлам, а она лежит на большой доске, установленной на кирпичах, как на ножках. Что за ужас такой? Она ничего не помнит.

Оля заставила себя встать, держась за стенки, обошла тесное пространство. Вот бочка с водой. Она пьет из ладоней, плещет себе в лицо, даже намочила кофточку на груди, чтоб не так трепыхалось сердце. Силы кончались. Нужно добраться до своей доски, опять лечь и попытаться вспомнить.