Ферран покачал головой.
– Гверн, вы просто дитя. Глупое, безрассудное, наивное дитя. Вас обвели вокруг пальца, а вы даже наказать виновных не в силах.
– Но кто виновен? Мои воины? Сами посудите, начни кто рубить дно в лодке, на всю деревню будет стоять такой треск, что подскочат не только стражники. Весь народец вмиг будет на ногах. Там простым ножом дыру не проделать. Топор нужен. И бить не один раз придётся, а с дюжину. Полный бред.
– Ваши люди, – медленно продолжал Ферран, словно гипнотизировал, – виновны уже хотя бы в том, что нарушили приказ своего командира, Гверн. Уснули во время несения службы. Этого вполне достаточно, чтобы их вздёрнуть.
– Я выясню, что случилось с лодкой. Обязательно выясню.
– Лодка просто дала течь, – уверенно ответил Стенден и в один глоток допил пиво. – Она старая и ветхая – чего ещё можно ожидать от деревенщины? А вы, Гверн, упустили свой шанс. Выяснениями надо было заниматься на берегу, а не в лесном трактире.
Ферран выдержал паузу и продолжил:
– По окончании всей этой кампании я буду просить милорда о вашей отставке. Довольно. Я сыт по горло вашими «успехами», чтобы терпеть вас дальше. И мой вам совет – вернитесь к прежнему занятию. Оно удавалось вам куда лучше, чем исполнение приказов наследника престола.
Ферран поправил ворот дублета и посмотрел на притихшего Гверна, сверлившего опустошенным взглядом стол и вертевшего в пальцах медную монету.
– И последнее, – Стенден тяжело вздохнул. – Вы отправляетесь в порт, чтобы снарядить корабль на остров. Будьте так любезны, привезите лорда Стернса в Торренхолл целым и невредимым.
С этими словами Ферран встал и направился к выходу. Стукнула входная дверь, и через некоторое время послышались лошадиное ржанье и топот копыт, быстро удалявшийся по одной из трёх дорог, что вела к замку.
Гверн сидел, не шевелясь. Прикрыл глаза, словно дремал, и только пальцы изредка и еле заметно крутили медяк.
– Ваш лук и стрелы, – услышал юноша над собой голос трактирщика.
– Благодарю, – только и кинул Гверн, приоткрыв один глаз. А затем сделал ещё глоток пива, встал и вышел из трактира во двор.
Отдыхавшие в тени орешника путники долго обсуждали худого долговязого юношу с луком в руке и стрелами через плечо, резво вскочившего на своего скакуна и умчавшегося в лесную чащу.
Узкая тропинка виляла и петляла, словно пьяная девица. Можно было, конечно, свернуть на более широкую и удобную, тем более что та проходила неподалеку, но Гверну сейчас хотелось бросить вызов самому себе и победить.
Последние слова Феррана не давали ему покоя, а виски пульсировали от угнетающего чувства досады. Не обращая внимания на истеричное ржание лошади, Нольвен упрямо вел её то вправо, то влево, огибая раскуроченные деревья, норовившие острыми, словно пики, ветвями рассечь всё живое. Впереди разверзлась пропасть, дно которой было усыпано сухостоем. Хрипя в истерике, лошадь замерла было на самом краю ямы, но, пришпоренная разъярённым всадником, рванула вперёд через овраг. Стукнула копытами о противоположный край, пошатнулась на осыпи, но быстро выкарабкалась и понеслась дальше.
Голые стволы уносящихся в небо буков мелькали с завидной скоростью. Не было слышно ни пения птиц, ни шума листвы. Лишь стук копыт и свистящий ветер в ушах. Тропинка, которой следовал Гверн, постепенно слилась с широкой дорогой, ведущей через лес прямо к побережью и портовому городу – морской сокровищнице южных земель Нолфорта, а деревья продолжали мелькать столь же быстро, что и раньше, и в глазах Гверна даже начали сливаться в единую, красно-коричневую стену.
Мотнув головой, словно прогоняя мираж, юноша натянул поводья, замедляя бешеный галоп лошади. Та довольно зафыркала и пошла спокойнее. Переплывавшие друг в друга деревья приобрели чёткие очертания, а лесные звуки стали яснее. Прежняя досада сошла с лица Гверна. Нахмуренные ранее брови распрямились, насупленный взгляд прояснел, и даже уголки губ немного вздернулись вверх, будто предвкушали нечто приятное. Лес тонул в привычном для себя шуме шелестящей листвы. И лишь стук копыт о землю и дробь дятла нарушали его. И в придачу к ним – пронзительный женский визг.
Гверн остановил лошадь и прислушался. Визг повторился. Спешно пришпорив лошадь, Гверн мчал по широкой дороге туда, откуда доносились крики. Ещё немного, и впереди показалась карета, запряженная парой гнедых лошадей. Её дверцы были распахнуты, и около них возилась парочка грязных оборванцев. Один даже на полкорпуса завалился внутрь, но тут же резко отпрянул, потирая ушибленные руки и голову. Из кареты показалась пожилая дама со сложенным веером в руке, которым она незамедлительно принялась хлестать второго, покусившегося на её добро, разбойника. Вскрикивая и отмахиваясь одной рукой от жёстких пластин, жалящих, подобно осам, другой рукой тот вцепился в тканевый саквояж и изо всех сил тянул его на себя. Боль, причиняемая веером, была несносна, но жажда наживы брала верх.
Его подельник оклемался быстро, вытащил из лохмотьев нож и ринулся обратно к экипажу. В глазах пожилой дамы застыл ужас. Она истерично завопила и нырнула внутрь кареты, выпуская саквояж из рук и захлопывая за собой дверцы. Но теперь одних богатств дорожного мешка было мало.
Со злобной ухмылкой на лице первый грабитель дёрнул на себя некрепкую дверь. Солнечный луч, прорвавшийся сквозь плотный заслон верхушек деревьев, попал на острие ножа, и то хищно сверкнуло в предвкушении крови. Но в ту же секунду рука грабителя оказалась в сильных тисках, а его самого поволокло по земле через выползшие на поверхность корни деревьев. Пальцы разжались, нож выпал и затерялся в ворохе опавшей листвы. А и до того напоминавшая лохмотья одежда мигом разорвалась, подставляя обнажённые участки тела на растерзание зубастым корягам.
Ничего не соображая, грабитель уловил лишь топот копыт, а затем почувствовал, как его, словно мешок с картошкой, бросили в яму. Выплёвывая забившиеся в рот сухие листья и муравьёв, разбойник осторожно выглянул из своего случайного убежища и посмотрел в сторону кареты.
Его напарник, воспользовавшись моментом, схватил валявшийся на земле саквояж и со всей скоростью улепётывал в чащу леса. Совсем рядом, со стороны правого уха, вдруг просвистела стрела. Ещё одна вонзилась в ствол дерева, которое лихой разбойник только что обогнул. Перемахнув через широкий пень, грабитель нырнул за раскидистый орешник и затаился. Совсем рядом, за деревом, слышался шум шагов.
Ветка хрустнула под каблуком сапога, и Гверн в который раз поморщился.
С самого утра день не задался. Недавний разговор с Ферраном не шёл из головы, как бы Гверн его ни отгонял. Теперь ещё и оба вора были упущены. Того, первого, удалось так ловко протащить по земле и бросить в яму, полную гнили, что, казалось, он больше не встанет. А он не только поднялся на ноги, но еще и пустился наутёк, стоило переключиться на его подельника. А сам подельник как сквозь землю провалился. А ведь был совсем рядом… И стрела чуть не продырявила ему шею.
