Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
С того момента, как я впервые ее увидела, поняла, что попробую защищаться на кафедре птицы. Может, и самонадеянно, а вдруг! Поэтому и околачивалась в том углу, где чаще всего можно было встретить Маргариту Ивановну.
С появлением Михаила Тихоновича стало понятно, что терять больше нечего. У меня радужные разводы в форме пищеварительных систем печеночных сосальщиков стояли перед глазами, когда я схватилась за ручку огромной тереховской двери и рванула на себя.
В кабинете было полутемно. В шкафчиках белели куриные скелетики. На стенах висели схемы со знакомыми наименованиями мясных и яичных пород: леггорн, тетра, русская белая. Повсюду топорщились стопки книг. В глубине у зеленых плотных штор за компьютером притаилась маленькая фигурка, строго-вопросительно глядящая через толстые очки.
Я набрала в легкие воздух и выпалила, что хотела бы… сильнее погрузиться в технологии селекции сельхозптицы. Кажется, не забыла приплести про мать и про то, что выросла на птицефабрике. Глаза в очках смягчились. Мелькнуло даже что-то похожее на жалость. «Ну, вы… цыпа. Давайте попробуем вас пристроить. Можете помочь в одном исследовании, если найдете общий язык с товарищем…»
В тот же день я была представлена Гаркунову. Этот щуплый, рассеянный человек с большим носом и тихим голосом казался погруженным в бесценные мысли. «У меня довольно сложная тема, – сказал Михаил Тихонович, избегая смотреть на меня, пока я не сводила с него глаз, – не знаю, сможете ли вы помочь».
Он повел в одно из отдельно стоящих на территории института зданий. Много раз проходила мимо этого кирпичного дома, почти у забора, за кустиками, когда гуляла перед сном. И всегда корпус выглядел нежилым. На стенах ржавые решетки, металлическая дверь, намертво прибитая к проему. Свет ни разу не горел.
Михаил Тихонович, значительный в своей белой врачебной шапочке, звякнул ключами и пригласил внутрь, через захламленную прихожую, где валялись чучела и пахло нафталином. Посреди большой комнаты с закрытыми фанерой окнами стоял металлический операционный стол, на каких обычно преподы разделывали крупных животных.
«Вот, пытаюсь собрать копировальный аппарат», – сказал Михаил Тихонович совсем просто, показывая на верстак у окна. Там, накрытый прозрачным колпаком, стоял непонятный механизм размером с кофемашину. «Такая идея родилась – печатать живой биоматериал… Об этом никто не знает пока, кроме Маргариты Ивановны. Но раз она сказала, что на вас можно положиться…» Я кивнула, не веря своим ушам. Как?! Как мне удалось попасть в самое главное место на планете, где совершается человеческий прорыв! И за что?! Неужели наглость привела меня сюда? Только бы ничем не выдать, что я ничего не умею.
«Хотите чаю?» Михаил Тихонович щелкнул электрочайником и выставил в центр комнаты два стула. Сели.
«Вообще я с детства работаю с птицей…» – начала я. Глаза у Гаркунова оказались серо-зелеными, а я после первой встречи думала, что они голубые. Ну, ничего, даже лучше, – не так по`шло.
Он вдруг взял меня за руку и пощупал пульс. Потом улыбнулся, приблизил свое лицо к моему и поцеловал.
Через секунду мы оказались на операционном столе, который потом вместе оттирали от крови. Так Гаркунов стал первым мужчиной в моей жизни.
«Надо все убрать, потому что здесь вообще должна быть полная стерильность, – приговаривал он, драя нержавейку. – Ты меня прости, я совершенно не планировал. Тебе не было больно? Мне рассказывали, что некоторые девушки мучаются, оттого что у них химен вагинаэ в довольно зрелом возрасте… Я, кстати, женат. Сюда, в принципе, никого не зову. То, что тут происходит, – это незаконная деятельность, между нами».
Подойдя к верстаку, Гаркунов показал чертежи. Идея была сумасшедшей. Я и представить себе не могла, что у кого-то хватит на такое смелости. Использовать обычные принтеры для печати биологических тканей! Как сказал Михаил Тихонович, можно и котлету напечатать, а можно и живого цыпленка. «Но живого цыпленка интересней. Хотя он все равно будет в миллион раз дороже обычного живого цыпленка».
Тем не менее, как ни странно, во всем проглядывала экономическая целесообразность. Во-первых, из-за проблемы глобального потепления, количество животных, которые продуцируют парниковый газ, неминуемо должно быть в скором будущем сокращено. Во-вторых, недавно выяснилось, что нервная система почти всех, кого мы употребляем в пищу, мало чем отличается от человеческой. Не за горами время, когда выяснится, что и у кур, не говоря о коровах и свиньях, есть сознание – такое же, как у людей. Это неминуемо приведет к революции в отношении к питанию. И вот тут выращивание мышечных волокон из миобластов могло бы стать спасением.
Однако в процессе работы Гаркунов замахнулся на еще более крутые задачи. Он и Терехова переписывались с Томасом Боландом! Тем самым, который заметил, что наименьшие клетки человека имеют размер стандартной капли чернил самого обычного принтера.
«Такая вот история», – сказал Гаркунов, когда я просмотрела его расчеты. Лишив меня химен вагинаэ, он выглядел уставшим. Пил коньяк, который прятал в стеклянном шкафчике за склянками с перекисью водорода, и курил сигару. Вдруг в нем проявилось что-то аристократическое, чего я раньше не замечала. Он как будто забыл о том, что в комнате, кроме него, кто-то еще есть.
«В целом реалистично, – нашла мужество произнести я. – Но, во-первых, можно обойтись без конструкта и печатать сразу живыми клетками. Из-за гидрогеля плотность будет ниже необходимой. А во-вторых, главная проблема биомимикрии – в отсутствии точного понимания строения и функционирования микросреды, внеклеточного матрикса и природы биологических явлений, которые возникают внутри клетки».
Ненадолго Гаркунов вышел из оцепенения и снова посмотрел на меня как на лестнице.
«Я в курсе».
В общем, мы договорились, что попробуем поработать.
Я набрала книг и журналов по гистологии, химии, клеточной биологии, инженерии, биофизике и медицине, подписалась на англоязычные научные онлайн-издания. Однажды утром соседки постучались в комнату, вошли, боязливо подпихивая друг дружку, поставили на угол стола тарелку с ломтиком шарлотки. «Йоу», – сказала одна из них. Пока я думала, как их отблагодарить, тихонько вышли. Только тут поняла, что песен под гитару давно не слыхать и куда-то делась разбросанная по ванной косметика. Что касается Даши Яковенко – не знаю, когда и при каких обстоятельствах она исчезла. Возможно, ее выгнали из института или у нее закончились деньги. С матерью, которая еще недавно названивала каждый вечер, я вторую неделю не общалась. Мы, значит, поссорились. Наверно, я сказала что-то грубое – отказалась выслушивать жалобы или восстанавливать пароль от ее почтового ящика. Тоненька обиделась, а я даже не заметила. Каждая свободная минута была посвящена работе. Утром и днем я набирала материал, пропадая на кафедре птицы. Вечерами мы с Гаркуновым обсуждали копировальный аппарат в лаборатории.
Выяснилось, что он мало знаком с последними мировыми разработками. Его теоретическая база, даже с моей точки зрения, хромала. Действовал Михаил Тихонович по наитию. Тем более невероятно, как ему удавалось добиться результатов. В частности, напечатать ткань, свойствами напоминавшую биологическую кожу ужа. Создать хрящик свиного уха. Или вполне работоспособное куриное сердце. После долгих размышлений я пришла к выводу: смелость города берет. Гаркунов был практиком и брался за эксперимент без контрольных групп, планирования или даже ясного понимания гипотезы.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
