считает часть показателей пограничными и думает, что следует немного повременить. Однако задержка так же сопряжена с высокими рисками и чревата осложнениями, которые… Могут привести к летальному исходу, — набрав в грудь воздуха, выдохнула она. — Кроме того, пациентов, которым планируют продлять ИВЛ после семи дней, переводят на дыхание через трахеостому{?}[трахеостомия — хирургическая операция образования временного или стойкого соустья полости трахеи с окружающей средой, в результате обеспечивается поступление воздуха в дыхательные пути. Проще говоря, трубка вводится через отверстие, проделанное в шее]. Врач выступает против, считая, что наносить организму дополнительную травму, которая непредсказуемым образом скажется на голосовом аппарате, пока необходимости нет. Он полагает, что уже сейчас Егор сможет дышать сам и очередное хирургическое вмешательство ни к чему.
Ульяна удерживала себя на плаву лишь благодаря вовремя изменившимся интонациям собеседницы: теперь предложения Зоя Павловна чеканила, и нотки железа в голосе не давали Уле рухнуть оземь, приказывая сознанию цепляться за слова, фразы и смыслы. Острая потребность в свежем воздухе вынудила её толкнуть дверь и выползти на общий балкон. Благо, второй этаж. Не так высоко…
— Уля, я догадываюсь, что ты сейчас чувствуешь, — после недолгого молчания всё с той же сдержанной суровостью продолжили в трубке. — И всё-таки должна быть с тобой честной до конца. В случае неудачной экстубации придется начинать заново. Статистика выживаемости после повторного подключения к ИВЛ резко падает, — «Господи… Пожалуйста…», — однако неоправданно долгое подключение к системе также чревато серьезными осложнениями. Ты меня слышишь? — «Нет… Не надо…» — На прокуренные легкие мы вообще рискуем получить их в любую минуту. Одна ошибка в тонких настройках аппарата — и у нас дополнительная травма, — «Не надо!!!» — Аргументы обоих сторон весомые. Сама я не могу что-то сказать, не видя перед глазами исчерпывающей картины. Но кренюсь к мнению врача. Доверяю молодым пытливым умам.
Ледяной ветер клонил к земле деревья и пронизывал до костей, опора под ногами давно исчезла, онемевшие пальцы не чувствовали телефона, и сама она больше ничего не чувствовала. Только сиюминутную готовность умереть вместо него.
— Что сейчас будет, Зоя Павловна? — силясь контролировать голос, тихо спросила Уля.
Вот зачем ей знать? Грудную клетку обездвижил страх неизвестности, и, попросив о всей возможной информации, она пыталась его одолеть. Но мозг все равно был больше не в состоянии хоть что-то воспринимать. На том конце провода тяжело, а может, просто устало вздохнули.
— Врач отправился домой — ему необходимо немного поспать, — начала терпеливо разъяснять Зоя Павловна. — Ясная голова в нашей профессии критично важна. Ранним утром он возвращается и, если показатели, скрининг готовности к тесту и сама проба позволяют, вместе с командой отключают аппарат, — «Уже утром…». — Для этого Егор должен показать способность дышать самостоятельно в течение двух часов. Отключают, изымают трубку и, думаю, на какое-то время переводят на неинвазивную вентиляцию. А дальше он должен начать поправляться. Если что-то пойдёт не так, подключают вновь.
«Пожалуйста, только не это…»
Страх победил. Сползя по стеночке на холодный мокрый пол, Уля упёрлась лбом в коленки, пытаясь глубже дышать. Но вдохи и выдохи давались с таким трудом, будто чёртову маску надели сейчас на неё. И трубку в горло запихали. Будто подушкой душили. Послушать, так у них есть чуть ли ни единственный шанс отключить грёбаный аппарат. И что промедление, что спешка смерти подобны. Так, что ли, выходит? А если они ошиблись и рассчитали время неверно?
Пробравший тело озноб ежесекундно усиливался, зубы клацали, губы немели, и вовсе не температура воздуха стала тому причиной.
— Понятно… — «Господи!» — Спасибо… — просипела Уля. Сама себя не слышала. И не видела вокруг больше ничего. В отчаянии прикусив губу, пыталась сдержать дерущие грудь слёзы, но не ощутила ни боли, ни вкуса тёплых капелек, постепенно проступавших на лопнувшей кожице. Мозг словно подал сигнал к последовательному отключению органов чувств.
— Крепись, Ульяна, — призвала Зоя Павловна. — Нужно быть сильной. Попробуй поспать. Верь во врачей. Как только мне станет что-то известно, я тебе позвоню. Как всегда.
— Спасибо, — прошептала Уля, понимая, что чего точно не сможет сделать этой ночью, так это уснуть. Хоть вызывай такси и поезжай в сквер ночевать.
На том конце, несмотря на позднее время и отчётливо различимую ухом усталость, не торопились прощаться.
— Твоя мама за тебя очень переживает, — чуть помолчав, сообщила Зоя Павловна. — Да и за Егора.
— Зоя Па…
— Я знаю, Ульяна, — поспешно перебила та. — Надя мне каждый день звонит, чтобы выяснить, говорила я с тобой или нет. Поступков её я понять не могу и сказала ей об этом прямо. Она перед вами очень виновата. Но чувства эти её — вот их я понимаю прекрасно. У самой дети и внуки, — в динамике раздался протяжный вздох. — Объяснять ты мне ничего не обязана, я просто хочу, чтобы ты приняла к сведению, что она не находит себе места.
— Я приняла… Ещё раз спасибо, что держите в курсе.
— Не за что. До связи.
«Есть за что…»
— До свидания…
Руки охватил мелкий тремор, а глаза окончательно ослепли. Ульяна не понимала, каким образом ей теперь успокоиться и дожить до утра. Как завтра снять трубку, когда… Окажется ли она вообще на это способна?
Телефон, который попал в карман лишь с третьей попытки, а до этого дважды грохнулся из трясущихся рук на мокрую плитку, вновь завибрировал. Кто-то не позволял впасть в глухое отчаяние, отвлекая на жизнь.
22:22 От кого: Юлёк: Слушай, я сходила, позвонила в дверь, минут пять обтирала порог, но мне не открыли. Наверное, спит уже. Сосед её вышел курить, сказал, что часа три назад с балкона видел, как домой возвращалась. Не волнуйся ты, Уль, время просто позднее уже, всем баиньки пора. А телефоны у бабушек разряжаются, они ж за этим не следят. А может, и сломался он у неё. Сама знаешь, какие у бабушек телефоны. Короче, уверена, всё там нормально. Завтра после работы снова зайду, если тебе с ней связаться не удастся.
На фоне убийственных, высасывающих последние капли воли и сил новостей Уля совсем забыла, что просила Юльку зайти к баб Нюре. Потому что баб Нюра не отвечает. Последний раз они разговаривали накануне, и по устоявшейся уже привычке Ульяна набрала и этим вечером по пути от метро. Набрала в восемь, в полдевятого и ближе к девяти, а результат всё один: длинные гудки. Слушая которые, она всё явственнее ощущала щекотку расшатанных нервов. Чувствуя неладное, попросила Юльку сходить проверить человека, адрес дала. Юля ответила, что как только будет у дома, зайдет. И вот…
«Она
