почти все авиакатастрофы происходят во время посадки или взлета. А когда самолет набирает нужную высоту, и персонал объявляет, что можно пользоваться электронными устройствам, то можно считать, что никакой опасности нет. Ну, если верить статистике.
Черт, кажется, это обещает быть самой долгой поездкой в жизни. Едва заметно улыбнувшись, я, подтянув ремень безопасности, утыкаюсь в окно, меланхолично наблюдая за проплывающими мимо кирпичными панельками.
Водитель еще некоторое время болтал о чем-то своем, на что Дашка ему сперва весьма охотно отвечала, но даже она вскоре сдалась под таким словесным натиском. В итоге до мужика, кажется, дошло, что пассажирам не до разговоров, посему он наконец-то замолчал. Но, словно не желая сдаваться, решил в отместку включить музыку погромче. А там как раз заиграл какой-то недавно выпущенный трек, уже успевший стать хитом, что-то там про малиновую «Ладу».
«Ехать некуда, но ей хоть куда. Половина пятого утра, походу, все, приехали…»
Падающие на стекло снежинки становятся водой и размазываются тоненькими росчерками. Город потихоньку остается позади.
«Интересно, — думаю. — Если кто-то сейчас ненароком проводит нас взглядом, будет ли он задумываться о том, куда мы направляемся и что нас будет ждать впереди?».
А музыка все продолжала гудеть:
«И пусть луна нам светит ярко, обгоняем иномарку, везу девочку-бунтарку я хотя бы не пешком…»
Чи-и-и-во?
Девочка-бунтарка… На секунду показалось, что в зеркале заднего вида мелькнула рыжая макушка, украшенная двумя хвостиками с заколками в форме сердечек. Разлепив глаза, я ошарашенно обернулся, но сзади была только Дашка.
— Переключите, пожалуйста, — поморщилась жена. — Тупая песня какая-то.
Меня заколотило, будто душа вот-вот выскочит из тела. Сердце бешено стучит. Дышалось прерывисто и с трудом. Это не было каким-то наваждением. Это было что-то… Что-то родное… Рыжая копна волос должна была скрывать красивую и озорную девушку, которая когда-то заставляла меня искренне улыбаться и чувствовать что-то, что мне казалось уже таким далеким и чуждым. Сердце вдруг защемило такой невыносимой тоской, что глаза, как не пытайся сопротивляться, а заслезились.
— Алиса… — имя сорвалось с губ само собой.
— Вам Кинчева поставить? — тут же осведомился водитель. — Это я могу, у меня как раз диск где-то в бардачке завалялся…
Замечаю крайне подозрительный взгляд Дашки. Придумывать какие-то оправдания нет смысла, посему быстренько скорчил виноватую улыбку и поспешно вернулся к созерцанию видов за окном.
«Да не собираюсь я тебя калечить, — вспыхивает в голове голос. Он словно доносится из радиоприемника, но там по-прежнему играла музыка — Просто хочу тебе доказать, что я могу за себя постоять».
— Тебе не нужно ничего доказывать, — бормочу я ему в ответ, словно в полудреме. — Уж мне — так точно.
«Я поняла — боишься, что я смогу тебя победить?», — в голосе слышится самодовольство и нахальство. Но меня это нисколько не отталкивает. А очень даже наоборот — тянет, словно магнитом. В нем чувствовалась взбалмошность и непредсказуемость, которая покорила меня.
— Ты уже…
Так, ладно, что у нас там медики говорят про шизофрению? Кажется, у меня ярко выраженная параноидная форма, для которой как раз характерны бред преследования, галлюцинации и автоматизмы, то есть убежденность, что кто-то извне вкладывает ощущения и мысли. Собственно то, что со мной весь день, мать его, творится. Неужели я и вправду схожу с ума? И насколько сильно мне сейчас надо стараться убедить себя в том, что я просто преувеличиваю?
Когда Минивэн припарковался на специально отведенной для временных бесплатных остановок площадке, я еще с минуту сидел, глубоко и ровно дыша, разминая руки. «Успокойся, успокойся», — говорил я про себя, после чего принялся мысленно повторять это слово, точно читая мантру. Я ничего не мог поделать с разыгравшимися нервами, но надо ведь взять себя в руки, прежде чем идти в аэропорт.
— Родной, все в порядке? — взволнованно спросила с заднего сиденья Дашка.
— Да-да, — рассеянно произношу я. — Не думай об этом. Пойдем?
Ладно, кажется, я и правда готов. Открыв дверцу машины, выхожу на улицу. Дул холодный резкий ветер. Ноги начали дрожать. Я тяжело сглотнул, пытаясь унять неприятное ощущение внутри. А еще в самом помещении черт-те знает, сколько торчать. И почему в аэропортах запретили курение? Даже гребаные электронки. Дурацкая инициатива. За Западом не в этом надо тянуться.
В другом. Совершенно в другом.
Над входом в аэропорт подмигивает датчик, и стеклянные двери распахивают пасть. Внутри царит обычная суматоха. Шум, толкотня, настоящий карнавал звуков и лиц. Вот небольшая толпа туристов из Китая, как обычно смотрящих на все с каким-то удивлением и вечными фотоаппаратами в руках. Усталые родители с огромными рюкзаками волокут за собой раскрасневшихся отпрысков. А вот какой-то человек запрокинул голову и, глядя на стайку воробьев, примостившихся на белой металлической балке, удивленно спрашивает у самого себя: «А это еще здесь откуда?».
В кармане оживает мобильник. Дэнчик звонит. Я мысленно чертыхнулся — уже как-то и из памяти вылетело, что его еще надо будет подождать. А то я уже рассчитывал поскорее пройти паспортный контроль и засесть в зале ожидания, меланхолично наблюдая за самолетами через окно. Может, не обращать внимания? Не, как-то неправильно получается. Да он и сам будет звонить до тех пор, пока не добьется своего.
— Так, Маскон, минут через десять буду, — тут же сообщают в трубке. — Извиняюсь за задержку, просто такой трафик, что не протолкнуться. Новый Год на носу, сам понимаешь…
— Ничего, подождем, — ладно, можно пока и мозги проветрить в первой попавшейся забегаловке. Каким-нибудь крепким кофеем. И желательно без сахара.
В трубке хохотнули:
— Конечно подождете, куда ж вы денетесь.
Мы с Дашкой уютно разместились в кафе на втором этаже аэропорта и оба заказали кофе. Она все что-то говорила, но я не слушал. Меня больше сейчас занимал тот образ, что пришел ко мне в такси. Алиса… Кто же ты, черт возьми… Скинув другу смс-кой место нашей дислокации, продолжаю изучать снующих туда-сюда людей в попытках отвлечься. Первый этаж отсюда казался как на ладони. Становилось жарко. Очень хотелось бросить гранату, чтоб разнести всю эту благодать к самой распоследней матери. Но гранаты под рукой не было, так что приходилось и дальше давиться откровенно дерьмовым кофе.
Жена не выдержала:
— Слушай, извини, это, конечно, не мое дело… Может, расскажешь уже, что происходит?
Что происходит… Я не знаю, что происходит! Весь день меня будто преследуют отголоски другой жизни, которой я никогда не жил.
Или же…
За окнами словно резко стемнело. Приятный летний вечер. Почти что ночь. Я стою, взволнованный, а чем — не могу понять. Словно сейчас образ, который снова возник перед глазами, образ,
