Между тем Коровин открыл пупок царевича, и я рассмотрел маленькую ранку.
Сегодня трудно описать, что я тогда почувствовал. Было бы неправдой утверждать, будто в тот момент я уже ясно представил себе весь масштаб последствий этой болезни.
Нет, я видел еще только маленькую, почти безобидную ранку там, где была обрезана пуповина. Но в этой ранке я увидел следы свежей, светлой крови. Сначала я подумал, что корку на ранке, которая должна была образоваться с утра, сорвали в тот момент, когда снимали повязку.
Но я не нашел никакого следа от корки, никакого признака свертывания крови – ничего. Когда мой взгляд упал на повязку, которую Коровин отложил в сторону, я увидел, что ее внутренние слои пропитаны кровью.
Я медленно выпрямился и при этом посмотрел в глаза императрицы, которые, казалось, были полны необычайного страха.
– Каков ваш диагноз? – спросила она спокойно. Но звук ее голоса давал понять, скольких усилий ей стоило это спокойствие. – Что это?
Я почувствовал предостерегающую руку Коровина на моей руке и услышал его голос:
– Доктор Федоров подтвердит вам то, что я уже сказал, – небольшое остаточное кровотечение, которое случается часто…
– Да, – произнес я, покривив душой.
Но мое «да» прозвучало не очень убедительно: царица повторила свой вопрос и затем спросила:
– Что вы будете делать?..
– Ничего особенного, – неискренне сказал я, пытаясь ее успокоить. Рано или поздно эту интонацию усваивает каждый врач. – Мы наложим давящую повязку. До утра все должно пройти.
– Вы можете утверждать это с уверенностью? – настаивала она.
– Думаю, да… – сказал я, и Коровин торопливо добавил:
– Доктор Федоров известен во всем Петербурге своей чрезмерной осторожностью. Если он говорит «может быть», это означает «да»!
Все, что он сказал, было ложью.
2
Полчаса спустя я был с Коровиным наедине в той же самой комнате, в которой он меня встретил.
Когда дверь закрылась, он опустился в одно из неудобных кресел и некоторое время сидел, подперев голову рукой. Затем поднял бледное лицо и испытующе посмотрел на меня.
– Ну, – сказал он с трудом, – мы одни… Можем говорить открыто.
– Окончательные выводы, – сказал я уклончиво, – делать еще рано…
– Это я знаю, – ответил он, – но у вас, как и у меня, наверняка есть предварительное мнение, которое завтра подтвердится или не подтвердится – в зависимости от того, остановится кровотечение или нет. И это мнение я хотел бы услышать.
– Хорошо, – сказал я. – Должен признаться, я не знаком с историей семьи ее величества императрицы. Только зная ее, я мог бы более или менее уверенно поставить диагноз или по меньшей мере высказать предположения…
Коровин на мгновение закрыл глаза. Он провел по ним правой рукой, прежде чем открыть их снова. Потом он медленно сказал:
– Значит, мы думаем об одном и том же. И это означает катастрофу, которую нельзя будет скрыть ни от кого…
– Вы знаете историю семьи или, лучше сказать, медицинскую историю ее величества?.. – начал я.
Он устало махнул рукой.
– Знаю… – сказал он. – Вам известно, что мать-императрица в Аничковом дворце отвергала Александру Федоровну уже с того дня, как царь Николай сообщил своим родителям, что полюбил гессенскую принцессу Аликс?..
Он огляделся, словно боялся, что кто-то невидимый подслушивает.
– Нет, – сказал я, – я ничего не знаю. Об этом иногда поговаривали…
– Это правда, – ответил Коровин. – Мать царя, Мария Федоровна, – урожденная датчанка и потому всегда ненавидела немцев, которым теперь принадлежит когда-то датская земля Шлезвиг-Гольштейн. Она умна, обаятельна и, как вы, конечно, знаете, пользуется большей симпатией, чем молодая царица. Мария Федоровна не хотела, чтобы сын женился на немке, и с тех пор, как ее сын, его величество император, несмотря на это, выбрал в жены гессенскую принцессу, неприязнь его матери только усилилась. В свое время она была очень подробно посвящена в историю семьи молодой царицы, причем рассказал ей об этом человек, который, в свою очередь, дружен со мной. Таким образом, я знаю историю семьи ее величества. Если бы она не была мне известна, я не придал бы столь большое значение небольшому кровотечению из пупка, и ее величество, конечно, тоже.
– Другими словами, – сказал я, – в семье царицы есть случаи гемофилии…
Придворный мир с его секретами и тайнами так заразил Коровина, что эта откровенность его испугала, хотя мои слова лишь соответствовали тому, что он сам давно знал, над чем думал и чего боялся.
Он молчал, словно не находил слов.
– Таким образом, есть основания предполагать, – продолжал я, – что ее величество императрица могла передать царевичу гемофилию – наследие своей семьи…
Коровин промокнул блестевшие на лбу капли пота платком, которым он, по-видимому, часто пользовался в последние часы. Потом он сказал:
– Да. Основания есть. У ее величества императрицы был брат, принц Фридрих Гессенский, который родился в 1870 году и в 1873-м в возрасте трех лет скончался от потери крови, упав из окна. Другой брат ее величества, принц Эрнст-Людвиг, здоров. У ее сестер, как это обычно и случается, нет никаких внешних признаков того наследства, которое они несут в себе. Однако несколько месяцев назад младший сын ее сестры Ирены, которая замужем за принцем Генрихом Прусским, умер в Киле от кровоизлияния в мозг. Ему едва исполнилось четыре года. Если верить слухам, старший сын Ирены, Вальдемар, страдает гемофилией…
Казалось, Коровин очень нервничал, будто видел перед собой задачу, с которой не надеялся справиться и которая была ему не по силам – так же, как и мне, и любому другому врачу во всем медицинском мире того времени.
– Мать ее величества императрицы, – продолжал он, – принцесса Алиса Гессенская, была второй дочерью английской королевы Виктории. Известно, что ее брат Леопольд страдал от гемофилии и умер от нее около двадцати лет назад… Точно известно также, что и ее сестра Беатриса, младшая дочь королевы Виктории, произвела на свет двух сыновей, больных гемофилией. Оба они еще живы… Это медицинская история. А мы… – он внезапно прервался, оставил в стороне всякий этикет и в безысходном отчаянии покачал головой, – …мы стоим у кроватки царевича, которого ее величество наконец родила после стольких лет ожидания, и видим, что у царевича кровотечение, что ее величество императрица передала ему по наследству болезнь своей семьи, что смерть всегда будет преследовать по пятам того, кто должен стать правителем нашей большой и прекрасной страны…
– Подождем до утра, – сказал я.
Но он, по-видимому, не слышал моих слов.
– Мне жаль ее! – печально произнес он. – Мне бесконечно ее жаль.
– Ее величество?.. – спросил я.
