Генри Хадсон последовал совету племянника и вошел в состав главных учредителей Московской компании — торговцев тканями. Указом королевы Марии от 6 февраля 1555 г. он был назначен одним из 24 губернаторов компании в Лондоне. Летом того же года его племянник Кристофер прибыл в Россию в качестве управляющего московской факторией, но поставки английского сукна московитам его уже мало интересовали. Русский рынок оказался насыщенным до предела импортными тканями. Коллега Хадсона в письме от 27 ноября 1555 г. с грустью писал в Лондон, что в Вологде только один купец предложил за всю партию лучшей материи всего 12 рублей.
Кристофер Хадсон нашел более выгодный товар на русском рынке. Прибыв в ноябре 1555 г. в Ярославль, наметанным глазом коммерсанта он отметил разницу цен на осетров на местной оптовой ярмарке и при розничной торговле в Данциге. В своем письме, отправленном в Лондон 7 ноября 1555 г., он писал, что в тот день в Ярославле были выставлены для продажи на московском рынке более 3000 осетров, и он купил одного за семь алтын, в то время как в Данциге ему приходилось платить за осетра не столь хорошего качества девять марок. Осетров доставляли в Ярославль купцы, скупавшие рыбу в Рыбной слободе при Горицком монастыре. Интерес Хадсона к товару в рыбных рядах свидетельствует, что, не успев прибыть в Россию, он уже располагал сведениями о возможности заработать не только для компании, но и для себя, положив в карман разницу между ценами в Горицах и в Ярославле. Вполне вероятно, что, сопровождая в предыдущем году своих соотечественниц в Горицкий монастырь, Хадсон не упустил возможности вывезти в Данциг партию осетров.
В дальнейшем, находясь в должности управляющего московской фактории, Хадсон имел возможность регулярно видеться с соотечественницами из мастерской княгини Старицкой. Выполняя заказы на доставку лучших тканей, нитей или золотой тесьмы, он узнавал новости из жизни первых семейств государства. Опутав Кремлевский дворец и подворье Старицких паутиной шпионажа, англичане получали информацию о самых интимных сторонах жизни государя и его родственников. Умело раздувая пламя внутрисемейных раздоров, английское правительство использовало оппозицию в собственных интересах.
Семейные раздоры
Изучая эпоху Ивана Грозного, исследователи уделяют большое внимание фигуре князя Владимира Старицкого. Его трагическая судьба стала классическим примером жестокости царя по отношению не только к подданному лицу, но и к близкому родственнику. Сам князь Владимир получил ореол мученика, безвинно пострадавшего по злому доносу.
В историографии точкой отсчета размолвки между двоюродными братьями считается время тяжелой болезни государя, март 1553 г., когда ближние бояре отказались целовать крест на верность малолетнему царевичу Дмитрию и выступили против регентства царицы Анастасии Романовой, встав на сторону князя Старицкого. Сам князь присягнул царевичу «по неволе», уступая уговорам бояр. Ученые опираются на слова интерполятора Царственной книги: «И оттоле быть вражда велия государю с князем Володимером Ондреевичем, а в боярех смута и мятеж» .
К немалому смущению исследователей, мартовский «мятеж» не имел последствий, никто из бояр не пострадал от «вражды» государя, а князь Старицкий был даже приближен и обласкан. Столь странный феномен принято объяснять противоречивостью натуры самого Ивана Грозного, великодушно простившего ближних бояр и двоюродного брата, притязавшего на царский трон. Однако возможно и другое объяснение: Иван IV действовал под давлением обстоятельств.
Сопоставление ряда документов дает основание выдвинуть гипотезу, что в 1553 г. князь Владимир Старицкий обладал бульшими правами на царские регалии, чем это принято думать. Уже его отец, князь Андрей Иванович Старицкий, пользовался особым расположением Василия III. Постниковский летописец дает подробное описание последних месяцев жизни великого князя и характера его взаимоотношений с братьями — средним, князем Юрием Дмитровским, и младшим, князем Андреем Старицким. Осенью 1533 г. Василий III разгневался на среднего и приблизил к трону младшего. Князь Андрей был специально вызван из Москвы и сопровождал великого князя в поездке на Волок и на богомолье в Иосифов монастырь. Он находился рядом с братом во время его болезни и агонии, держал под руки Елену Глинскую, рыдавшую у постели умирающего мужа.
Благоволение к младшему брату и гнев на среднего не могли не найти отражения в завещании великого князя. Находясь на Волоке, тяжело больной Василий III приказал сжечь тайно доставленную из Москвы духовную грамоту и составил проект нового завещания. Документ был оформлен и подписан по прибытии в столицу. Летопись уделяет особое внимание составу послухов, засвидетельствовавших духовную грамоту. С ее содержанием были ознакомлены князья Юрий и Андрей. Возможно, согласно традиции создания подобных важнейших государственных актов, для братьев были изготовлены копии документа.
К сожалению, ни одной копии завещания Василия III не сохранилось, однако дальнейшие события дают основание предположить, что в документе было предусмотрено увеличение владений князя Старицкого за счет передачи ему Волоцких земель, а также, в случае бездетной кончины князя Юрия Ивановича, — Дмитровского удела со Звенигородом и московским двором «внутри города», доставшегося тому по завещанию отца.
По истечении сороковин со дня смерти Василия III князь Старицкий бил челом великому князю Ивану IV и его матери Елене Глинской о передаче ему Волоцких городов и земель, согласно последней воле брата. В этом ему было отказано. Вместо расширения удела он получил коней, сбрую, шубы и прочую «рухлядь». Шуба с царского плеча для подчиненного лица являлась наградой, для равного — оскорблением достоинства. Не стерпев обиды, князь Андрей уехал в Старицу. Здесь 9 июля 1534 г. его жена, княгиня Ефросинья, родила сына Владимира.
Два года спустя произошла крупная размолвка с Еленой Глинской. 3 августа 1536 г. скончался в заточении князь Юрий Иванович, не оставив потомства. Дмитровский удел со Звенигородом был взят в государеву казну. Видимо, спор из-за удела покойного брата послужил причиной ссоры. Размолвка завершилась к началу 1537 г. примирением и подписанием крестоцеловальной грамоты. Прикладывая «руку» к документу, князь Андрей клялся верно служить великому князю Ивану Васильевичу и его матери Елене Глинской «по отца нашего Великого Князя Ивана духовной грамоте и до своего живота».
Сославшись в крестоцеловальной записи на духовную грамоту Ивана III, князь Старицкий тем самым признал этот документ более авторитетным, чем завещание брата. Князь Андрей поклялся следовать завету отца, который призывал своих младших сынов во всем слушать старшего и грозил родительским проклятием тому из них, кто «учнет под ним подъискивати великих княжеств или под его детми, или учнет от него отступати, или учнет ссылатися с кем ни буди тайно или явно на его лихо, или учнут кого на него подъимати, или с кем учнут на него одиначитися, ино не буди на нем милости Божией, и Пречистые Богоматери, и святых чюдотворец молитвы, и родитель наших, и нашего благословения и в сии век и в будущи».
