Просто и незатейливо, правда? А если представить, что вот так, в стиле «а теперь поели, можно и поспать», решались судьбы практически всех людей, населявших королевство, а то и их соседей? И что все зависело от того, какой сон филиду приснится? Даже интересно, какие хитрые политические ходы предпринимали кандидаты на пост короля, чтобы явиться филиду во сне…
Понятно, что филидом, да еще таким влиятельным, мог стать не каждый. Для этого требовалось терпение и хорошая память: на филидов учились в специальных школах, по всей видимости, продолжавших традиции школ друидов, о которых писал еще Цезарь. Учеба продолжалась двенадцать лет, правда, учебный год был довольно коротким — от Самайна до Белтейна (то есть с 1 ноября по 1 мая). Впрочем, лучше Виктора Павловича никто о филидах на моей памяти не рассказывал. Поэтому снова приведу цитату:
«Утром учитель вводил учеников в низкое здание с наглухо закрытыми окнами. После объяснения нового правила учитель давал задание, которое проверял вечером. Все это время ученики должны были находиться в темноте. Никаких записей не допускалось. Указания на подобную процедуру, но не учения, а работы, есть в более ранних памятниках. Так, например, рассказывается, что король Кормак мак Арт, для того, чтобы подготовить закон, удалялся в темное помещение. Видимо, привычка сочинять в темноте становилась профессиональной условностью. Среди поэтов было много слепых, откуда часто встречающееся прозвище Dalian от dall — слепой».
Есть упоминания о том, что некоторые поэты специально ослепляли себя, причем часто лишали себя левого глаза: считалось, что именно этот глаз, перестав видеть окружающую действительность, созерцает иной мир, и таким образом его обладатель получает поэтический и провидческий дар. Насколько живуче воспоминание об этом среди интеллигенции кельтских стран, мне довелось узнать на собственном печальном опыте. Когда я вот-вот готова была получить диплом о втором высшем образовании, мне сильно не повезло: в результате несчастного случая я ослепла на левый глаз. Современная медицина сделала чудо, зрение восстановили, но на какое-то время читать и писать мне запретили. Я и до этого баловалась сочинением стихов, в том числе и на бретонском языке, а тут хочешь не хочешь надо чем-то себя занять… Ну и родилось нечто про тьму и поэтическое вдохновение. Едва получив от врачей «добро» на сидение за компьютером, я отправила стихотворение в Бретань своему редактору. Бретонцы мне хоть и сочувствовали, но каждый из них считал своим долгом напомнить, что для человека, пишущего стихи, ослепнуть на левый глаз — это что-то вроде обряда посвящения, так что в каждой гадости есть доля радости. Результатом всего этого стала литературная премия, торжественно врученная мне в городе Сен-Мало, в том числе за то самое стихотворение, написанное прямо-таки в духе древнейших кельтских традиций. Хотя, честное слово, я бы с удовольствием избежала такого опыта…
Но вернемся к филидам, добровольно погружавшимся во тьму. На протяжении всех двенадцати лет обучения им предстояло выучить наизусть множество поэм. Учебная программа нам известна, так как она с бюрократической скрупулезностью задокументирована в средневековых ирландских трактатах.
Первоклассник обязан был выучить 50 знаков местного алфавита огама, 20 произведений, называемых не совсем понятным словом drecht, и 6 поэм. Третьеклассник должен был полностью освоить огамический алфавит, чтобы в четвертом классе приступить к изучению законов. Чем дальше, тем, по всей видимости, сложнее становились поэмы, которые предстояло выучить наизусть. В шестом классе преподавался особый поэтический язык, не похожий на тот, который использовали, когда говорили или писали прозой. Те из моих коллег, кто переводил с древнеирландского саги, то есть прозаические истории с поэтическими вставками, с огромным трудом могли понять эти самые вставки: настолько странным, темным и путаным языком они были сложены. Невольно задаешься вопросом — а все ли ирландцы этот поэтический язык понимали? Наверное, нет, раз ему приходилось обучаться.
Все перечислять не стану, скажу только, что выпускник поэтической двенадцатилетки должен был знать, кроме сотен поэм, ритуалы и заклинания, главные саги, а также «предания о старине мест», объяснявшие, откуда пошло то или иное название долины, горы или поселения. Не последнее место занимало знание своих прав и расценок за услуги: тариф на поэтические сочинения был, по преданию, установлен легендарным поэтом Аморгеном еще в незапамятные времена.
Среди филидов существовала четкая иерархия, закрепленная законами: в их организации было семь ступеней. Высшую ступень занимали те, кого называли ollam — высочайшие. Но при этом все филиды, независимо от ступени, считались людьми благородными: «Есть три благородных сословия, — гласит один из средневековых ирландских законов, — епископ, князь, филид».
Как видно из этого закона, филиды после крещения Ирландии неплохо уживались с представителями церкви. После исчезновения друидов филиды в какой-то степени заняли их место. А поскольку, как мы помним, многие из них становились служителями церкви, стоит ли удивляться тому, что среди ирландских монахов было столько поэтов?
В отличие от филидов барды таким почетом не пользовались. В Ирландии, как в свое время и в Галлии, и в Британии, они были придворными сочинителями, и на них смотрели немного свысока, хотя и жаловали, и милостиво одаривали. В средневековом Уэльсе, правда, бардам повезло больше: филидов там не было, и с тех пор, как друиды в Британии перевелись, барды отчасти заняли их место.
Если уж речь зашла об Уэльсе, то надо упомянуть о валлийской поэзии. Валлийские барды вошли как просто в историю, так и в историю мировой литературы. Об Анейрине, авторе поэмы «Гододдин», уже было сказано. Еще одним бардом, чье имя осталось в веках, был Талиесин. Он служил — иначе не скажешь — при дворе короля Уриена, которого и надлежало прославлять и увековечивать. Сложенные этим бардом поэмы вошли в знаменитую «Книгу Талиесина», которая предположительно была составлена в шестом веке: Уриен возглавлял королевство Регед до 570 года. Время, как мы помним, было неспокойное, поэтому в книге Талиесина речь идет о сражениях Уриена и его сына Овейна с саксами.
Читая книгу Талиесина вслух, невольно поражаешься — как же прекрасно подобраны слова: рифмуются не только последние слоги, но и слоги внутри строки! Барды использовали особую систему стихосложения, основанную на внутренних рифмах: мало того что внутри каждой строки повторялись созвучные слоги в определенном порядке, так еще и между строками существовала своеобразная перекличка. А все вместе создавало завораживающую звукопись. Эта система внутренних рифм существовала не только в Уэльсе, но и в Корнуолле и в Бретани; схожая система аллитераций (созвучий) использовалась и в ирландской поэзии: у ее истоков явно стояла общая традиция. И традиция эта не прерывалась довольно долго: в Бретани барды исчезли рано, но в пьесах народного театра XVIII века персонажи произносят длинные монологи, буквально напичканные внутренними рифмами (не всегда удачными, но народная поэзия — это все же любительское творчество). И хотя этим пьесам далеко до настоящей «ученой» поэзии предшествующих веков, такая верность традициям впечатляет. Когда сложилась такая непростая система рифм, точно неизвестно. Но то, что ее создавали профессионалы, — несомненно. Без обучения и подготовки написать поэму, неукоснительно соблюдая все правила сочетания слогов, невозможно.
