— Ты опять стал тоньше. Что с тобой? Может, ты худеешь с испугу? А глянь на меня — я всё такой же!
— Не спорю, ты много знаешь. Вернее, знал. С каждым прошедшим днем ты знаешь меньше и меньше. Но, главное, даже в твои лучшие дни ты совершенно не знал жизни. А вот я всегда в гуще событий. У меня каждый день расписан по часам: кому позвонить, о чём поговорить, когда и с кем встретиться, куда поехать, что надо сделать. Ну, куда тебе со мной равняться!
Так прошёл год. У Настенного календаря остался последний листок — 31 декабря.
В доме царила предновогодняя весёлая суматоха, а Настенный календарь тоскливо думал: «Почти ничего от меня не осталось. Кончаюсь… Неужели Настольный календарь был прав? Вон он лежит на столе — весь целёхонький!..»
А Настольный календарь с удовлетворением размышлял: «Итак, подведём итоги года. Я всё-таки оказался и умнее, и нужнее. Жаль, конечно, соперника. Но что поделаешь? Такова жизнь!»
Последний листок Настенного календаря продержался до следующего дня.
— Глядите! Последний листок остался! Старый год заглядывает к нам из прошлого!.. А ведь признайтесь, неплохой был год, хоть в нём и плохое случалось!
Листок сорвали и выбросили.
Но и Настольный календарь в тот же день куда-то выкинули. Напрасно он бахвалился.
И вообще зря они, календари, спорили. Оба они недаром прожили свою жизнь вместе с ушедшим годом. И прожили её, как признались сами люди, неплохо.
САПОГИ
Это случилось вскоре после войны где-то в далекой Германии. В тёмном подвале большого полуразрушенного дома лежала куча старой обуви. Днём здесь было спокойно и тихо, ночью — оживлённо и шумно. Обувь любила размять подошвы, когда в узенькое оконце заглядывала круглая от любопытства луна.
По любому пустяку в подвале разгорались жаркие споры. Они нередко заканчивались потасовкой. А в свалке даже могли ненароком и растоптать. Все убеждённо стояли на своём. Левые ботинки, туфли, боты, тапочки придерживались, как они считали, левых взглядов, а правые — правых. Как это?.. Ну, левые смотрели налево, правые — направо. А одна беспарная крестьянская растоптанная Галоша гордо заявляла:
— Меня надевали на разные ноги: левые, правые. Мне всё равно за кого!
Только лишь оба дырявых Брезентовых Сапога были во всём согласны между собой. Ведь два сапога — пара! И ни в какие драки они не вмешивались, хотя и были покрепче всех. Вероятно оттого, что всю жизнь проработали на стройке. А там, как известно, слабых не держат.
Самые ожесточённые стычки начались, когда в подвале появилась поношенная пара Хромовых Сапог.
Произошло это так… В тот вечер обувь, как всегда, громко спорила.
— Резина — лучше всего! — надрывалась резиновая обувь. В этом были единодушны все резиновые: левые и правые.
— То ли дело кожа, особенно свиная! — опровергала их правая Туфля из свиной кожи. — Не спорьте с дамой. Свинья — это свинья!
— Особенно английская! — вторила её левая напарница и восклицала: — Ш-шикарное животное! С ног до головы покрыто кожей. Хотите — верьте, хотите — нет!
— Это давно не модно! — запрыгала левая Сафьяновая Тапочка.
— Правильно! — зашелестела правая. — А вот мы зато из сафь-я-на! Так что помалкивайте!
Свиные Туфли не выдержали и накинулись на Сафьяновые Тапочки. Вмешались нервные болельщики, и опять началась потасовка.
— Отста-а-вить! Прекра-а-тить! — вдруг раздался чей-то скрипучий незнакомый голос. — Что за драка без разрешения!
Все затихли и с удивлением увидели у порога неизвестные Хромовые Сапоги. Правый стоял, вытянувшись по стойке смирно, а левый грозно притоптывал дырявым носком.
— Кто такие?.. — пронёсся шёпот.
— Они к нам, наверно, днём попали, поэтому мы их сразу и не заметили, — громко догадались Парусиновые Тапочки, всеподвально известные сплетницы.
— О чём звон? — удивлённо поцокал языком тусклый медный Звонок, случайно попавший в компанию обуви.
— Заткнись, инородец! — грозно прошипели Лыжные Ботинки-спортсмены. — Медяшка! Трепач! Что ни расскажи, потом растрезвонит по всему дому!
— Родина снова воспрянет! — после долгой паузы опять выкрикнули Хромовые Сапоги. — Мы отомстим!
Все затаили дыхание. А у здоровенных рваных башмаков из кожезаменителя от изумления отвисли, как челюсти, наполовину оторванные подошвы.
— Армия — превыше всего! — прокричали Хромовые Сапоги. — Вся мировая история — это история войн!
И молодцевато щёлкнули каблуками.
— Ах вон оно что… — насмешливо протянули Брезентовые Сапоги.
— Где служили? — яростно вскричали Хромовые.
— Там, где холодно. Хватит.
— Дезертир, предатель! Взять его! — приказали Хромовые Сапоги.
Испуганная обувь растерянно затопталась на месте.
— Взять!
Многие, осмелев, послушно хлынули выполнять приказание. Брезентовые Сапоги резко обернулись. Волна сразу же откатилась, топча неповоротливые клетчатые Шлёпанцы.
— Мы ещё до вас доберёмся! — пообещали Хромовые Сапоги, привстали на цыпочки и проскрипели: — Наше время придёт! Вступайте в наш маршевый батальон! Мы ещё пригодимся!
Поднялся страшный шум.
— Это несовместимо с нашими взглядами! — кричали левые башмаки, ботинки и туфли.
— Вперёд! Вперёд! — воинственно орали правые.
— Мы тоже хотим пригодиться, — шамкали клетчатые Шлёпанцы.
— Долой! — орало несколько больших мужских башмаков.
— Мы созданы повелевать! — шумели маленькие порванные сандалии.
— А мне всё равно, — изрекла своё мнение растоптанная Галоша.
Споры продолжались несколько ночей подряд. Брезентовые Сапоги не вмешивались. Хромовые выжидали. Страсти бурлили!..
Когда спор дошёл до высшей точки, Хромовые Сапоги начали действовать.
— Мужская обувь, два шага — вперёд! — гаркнули они.
Все сразу зашевелились, засуетились, заёрзали.
