Лейтенант ставит в журнале очередную жирную «галочку», бросает ручку, подперев голову руками вздыхает… Раздаётся следующий звонок… Лейтенант вновь хватает трубку телефона.
— Лейтенант Фомичёв… Кто? Кобзев? Как хорошо, что позвонил. Молодец… Что? Повтори, плохо слышно… Ты в самолёте? А, уже летишь… Куда? Не понял, говори громче… Домой? А вот, теперь слышу… Отлично! Молодец, говорю, вовремя… Мы тут без тебя… Как под конвоем? — Глаза у лейтенанта приобретают чётки формы велосипедных колёс, пусть и детских, но колёс. — Под каким конвоем? — Вытаращив глаза, испуганно выдыхает он. — Ты арестован? Кем?
Музыканты оркестра, кто поблизости находился, с ярким, нескрываемым (зеркальным) интересом на лицах прислушиваются. Лейтенант, прикрыв трубку рукой, всем присутствующим сообщает поразительное известие:
— Кобзева арестовали?! Говорит, в самолёте конвоируют!!
Старший сержант Смирнов, да и остальные музыканты копируют выражение лица дирижёра.
— Ни фига себе! — замечает Смирнов. — За что это его? Спросите, товарищ лейтенант, кто, и куда его везут. Может позвонить куда?
Лейтенант совсем из «колеи» выбит, это заметно. Как из партитуры во время концерта выпал.
— Ты что-то натворил, да? — спрашивает он. Спрашивает не только громко, но и сильно удивлённо. Кобзев ему видимо что-то сообщает… Выражение лица дирижёра меняется… Он растерянно переводит слушателям.
— Говорит, нет, ничего не сделал… Ничего не понимаю! — И вновь с тревогой кричит Кобзеву. — А кто тебя везёт и куда, не сказали? В полк?! В какой полк… В на-аш?! Так это же хорошо! Это же… — Отрывается от телефона, вновь удивлённо таращит глаза. — Ничего не понимаю… — И вдруг, лицо его расцветает уксуснокислой улыбкой. — А-а-а, слушай, Кобзев, я, кажется, понял чья это работа, понял, да. Вот, значит, как они понимают это сотрудничество, а… Вот дурость… Нет-нет, это я не тебе. Ты лети-лети, не переживай. Всё хорошо, всё нормально. Не беспокойся! Я знаю с чьей это подачи. Всё понятно. Лети спокойно, ни о чём плохом не думай! Они там тебя — эти, конвойные, не пресс… Нет? Ну и хорошо. Даже накормили?! Это цивильно. Это действительно похоже на сотрудничество. Ладно, ты успокойся, не переживай. Лети. Пусть везут. Кстати, не вздумай сбежать! Ни-ни! Не мешай им, пусть доставляют. Давай, мы тебя ждём.
Лейтенант кладёт трубку на аппарат, задумчиво вращает шариковую ручку в руке… В журнале рисует следующую галочку. Нет, лейтенант совсем не дремлет, понимающе переглядываясь, отмечают музыканты, он переживает, он нервничает.
И не один он, кстати, нервничает, переживает.
Тимка и папа Суслов
Нервничает и майор Суслов. Хоть и начальник особого отдела полка, пусть даже и майор. А может, потому и нервничает, что начальник того отдела?!
Он сейчас дома. На диване — в шортах и майке — лежит, смотрит телевизор. Последнее не совсем верно: Суслов сам по себе лежит, телевизор сам по себе работает. Показывает там себе что-то, бурлит «рейтинговыми» проблемами, мелькает одними и теми же лицами, словно сам с собой в домино играет. Кому интересно? Никому. Им самим. Но под телевизор хорошо людям засыпается, иногда и думается. Как сейчас вот, майору. Суслов думал, Суслов размышлял. Ровно до тех пор, пока на него «с ветвистого дерева, что в районе реки Амазонки, обезьяной с ветки (со спинки дивана), не прыгнул его сын, первоклассник Тимофей. Тимка-Тимон! Сынок! Надежда! Гордость отца. Кстати, внешняя копия папы. Энергичный, вдумчивый, не по годам серьёзный. Хотя, иной раз так прыгнуть может, на отца, например, дыхание — вон, и сердце в пятки… у Суслова, конечно. Растёт же парень. В весе прибавляет… Причём, неожиданно всегда прыгает. Как сейчас вот… Но, увидев «рабочее» лицо папы, Тимон рычать как леопард не стал, и когти о шкуру отца точить тоже не начал. Оседлав папин живот, спросил как ни в чём не бывало, но участливо. Что по тону и смыслу Суслову было очень приятно: сын же, будущее… Сынишка-мальчишка!
— Какие-то проблемы у тебя в армии, да, пап? Про своих шпионов-диверсантов думаешь?
С трудом приводя «вздёрнутые» от неожиданного прыжка нервы и физику в порядок, Суслов, частично ещё думая о своём, ответил почти ровно, механически, привычно перевёл «стрелки».
— В каком смысле? А-а-а… Нет, так просто! Телевизор смотрю. А у тебя как дела, не обижают в классе, нормально?
Тимка, словно этого только и ждал, быстро ответил:
— Без проблем, пап. Все же знают чей я сын… — И кулаками резко пробоксировал папин живот.
Уй!.. Хотя и ребёнок, но… ощутимо, сморщился папа. Суслову даже пришлось напрячь мышцы там, где у всех людей пресс. Пресс там был. Остаточный. Вроде бы. И это приятно. Как и то, что мальчишка бойцом растёт, упорным и любопытным, — наследник, смена.
— А тебе сказать, пап, — спросил Тимка, — кем я буду когда вырасту, а? Я сегодня окончательно решил! Сказать?
«Как же достать данные про секретное оружие вертолётчиков?», думал в этот момент майор… И не ясно, что было первичным у человека, — сын или работа. Дома он сейчас был или на работе? Не угадать. И там он был, и здесь. Две задачи решал. Потому что офицер. Мог бы и больше: и три, и четыре, и пять… Одновременно. Но сейчас нужно было — две. Две и решал. «Проникнуть в компьютерную базу вертолётчиков, взломать её? — размышлял Суслов. — Языка взять, начальника штаба, например, или его зама… выкрасть… Неплохо бы, но невозможно! Правильно Ульяшов сказал: куда потом языка девать?»
— …Пап, а пап, сказать, а, сказать? — обиженно тормошил Тимофей отца, не слышит.
Возвращаясь ко второй проблеме, Суслов тряхнул головой, спросил первое, что пришло на язык.
— А маме сказал уже?
— Нет ещё… — ответил мальчишка и заговорщически сузил глаза. — Тебе первому. Сказать?
Суслов улыбнулся ответу, мой мальчишка растёт, отметил он, папин.
— Ответ правильный, сынок. Зачёт! — на подъёме чувств похвалил сына и разрешил. — Сказать!
Тимка на секунду задумался, умильно нахмурился, вспоминая ответ, наконец посветлел лицом, и по слогам выпалил.
— Этим… ве-тери-наром или кем там, вот.
Отец удивлённо переспросил:
— Ветеринаром? Каким ветеринаром? Почему это? Мы кажется не планируем с мамой хомячков-зайчиков покупать. Зачем нам? Мы тебе сестрёнку или братика купим. Мы же договорились! Это учительница что-то вам рассказала или ты сам решил?
Тимофей обиженно округлил глаза.
— Сам! — Протянул он, и с тем же восторгом пояснил. — Потому что к нам в школу сегодня эти приходили… которые ты сказал… ветеринары! Вот такие, большие, взрослые, как ты! В нашем туалете чем-то противным посыпали, потом в девчачий туалет зашли. Представляешь, в девчачий? К ним туда, в девчачью комнату! Отпад!! А нам, мальчикам, туда нельзя. Я решил, вырасту, обязательно ветеринаром буду!
?!
И тут… что поразило мальчишку… он даже среагировать не успел… Его папу, отца, как словно тот бык на корриде вверх подбросил. Резко и всем телом. Тимон вмиг слетел с живота… И грохнулся бы на арену, на пол, то есть. Едва не задохнулся в испуге… Благо отец его вовремя подхватил. Тимофей собрался было уже губы от обиды надуть, скривился, как отец вдруг начал хвалить его, целовать, тормошить. Мальчишка не знал как и реагировать. Ну эти родители! Ну, взрослые!!
