Комитет по экологии занимал два крыла на двадцать седьмом этаже здания мэрии, некогда принадлежавшего СЭВ. Курить сотрудникам разрешалось только в холлах у лифтов. Эти просторные холлы являлись «переплетом»-основанием стеклянных «страниц» этого здания-книжки. С двадцать седьмого этажа открывался удивительно красивый вид на Москву. Москва всегда была разной: рано утром — пастельно-нежной, в пасмурный день — мрачно-солидной, неистовой в часы заката и празднично-расцвеченной в угольные вечера.
— Вы еще здесь! — обрадовался журналист, выходя в холл. — Покурим? Ух как красиво! Я так понимаю, что прямо перед нами гостиница «Украина», а справа — университет?
— Да, а чуть ниже Новодевичий монастырь.
— Мне нравится панорама реки, такая широкая и величественная.
— А вы можете представить себе, какая двести лет назад здесь была разбойная глушь? Вон там слева, за домом с рекламным щитом на фасаде, Проточный переулок. Туда заводили пьяных прохожих, грабили и раздевали.
— Как вы хорошо знаете историю, — пробормотал журналист.
— Я люблю представлять себе на месте современного города старую Москву. Это так увлекательно. — Лана осеклась. «Чего это я вдруг разоткровенничалась?» — мелькнуло у нее.
— Красота! — Журналист с удовольствием причмокнул губами. — Но мне пора. Еще раз до свидания.
Он шагнул в металлический куб подошедшего лифта, двери бесшумно закрылись, и лифт ухнул вниз.
Лана осталась у окна — панорама города всегда успокаивала ее, настраивала на созерцательный лад. Когда, докурив, она бросила окурок в урну с песком, неприятный осадок, оставшийся в душе после встречи с журналистом, исчез. И в этот момент раздался звонок, которого она так ждала.
— Это я, Соколов. Ты куда вчера пропала?
— Я уехала вместе со всеми.
— У меня вообще сегодня выходной, — пробормотала Светлана.
— Тогда спускайся через десять минут. Машина будет стоять прямо у входа.
Москва, 13 октября,
Большая Грузинская — проспект Мира
Когда черная «Волга», мягко шурша шинами, выехала на Большую Грузинскую улицу, Андрей Александрович, чтобы прервать затянувшееся молчание, учтиво осведомился:
— Как прошел день?
— Нормально, а как у вас?
— У меня замечательно, — он довольно улыбнулся, — я сегодня работал в одном кабинете в Белом доме, окна которого выходят на Большой Трехгорный переулок. Время от времени я вставал и смотрел в окно…
— Да? — Лана подняла брови. — А что там такого?
— Трехгорка! Фабрика! Да-да! — торжествующе объявил Соколов. — О, да ты же ничего не знаешь! Я там буквально вырос! На Трехгорке работал мой отец, там часто бывала моя мать. Отец начинал помощником мастера и дорос до заместителя главного инженера фабрики. Мама вообще была специалистом в ткацком деле.
— Ах вот как! Я не знала, — вежливо поддержала разговор Лана.
— Благодаря фабрике я заинтересовался экологией… Шум в цехах стоял адский. Прохоровская мануфактура открылась за два года до наступления девятнадцатого века, и с тех пор там мало что изменилось. Ткачихи закладывали в уши клочки ваты, смоченные водой. Потом уже появились специальные наушники. Ворсинки от пряжи висели в воздухе, многие работницы уходили на пенсию с астмой. А что творилось со сточными водами! И я тогда твердо решил, что человек и природа должны жить в гармонии. Это трудно сейчас объяснить, но первый импульс заняться экологией я получил на фабрике… Вот мы и приехали, — неожиданно оборвал свою речь Соколов.
Лана изо всех сил старалась не замечать ни приветствий постовых милиционеров, ни машины сопровождения, следовавшей за черной «Волгой», ни подобострастной суеты, поднявшейся в маленьком ресторанчике.
«Это не по мне! — с разочарованием и легким раздражением думала она, автоматически включаясь в непринужденный диалог о самых что ни на есть нейтральных и приятных вещах. — Я чувствую себя как на работе и не испытываю к нему ничего, совсем ничего». Но это открытие слегка огорчило Светлану. Официанты сноровисто обслужили их стол — у Соколова оказался отменный вкус. На столе стояли фруктовый салат, нежная и ароматная говядина по-бургундски, хрустящий багет, сыр бри, вино, шоколадный крем со взбитыми сливками. С улыбкой заговорщика пожилой официант наполнил бокалы вином и отошел. Лана растерянно улыбнулась ему в ответ. В полутьме маленького, эксклюзивного ресторанчика ей все-таки удалось узнать немало знакомых лиц, и это ее смутило.
— За что выпьем? — Голос Соколова раздался словно откуда-то издалека.
— За вас, — автоматически отозвалась Лана и приподняла бокал.
— Нет, так не пойдет. — Он поставил бокал на стол. — Ты забыла, что мы перешли на ты?
— Помню. — Она сделала два глотка, вино оказалось терпким на вкус.
Он оперся локтем о стол и положил подбородок на ладонь.
— Света, что случилось?
— Ничего. — Она отщипнула кусочек хлеба и принялась жевать.
«Ну почему он не понимает меня? Вчера я так ясно растолковала ему, что не хочу, чтобы нас видели вместе. Это губит мою репутацию как профессионала! Теперь каждый второй почтет своим долгом сделать мне развязный комплимент или пошлый намек». Она обиженно закусила губу.
— Мы так и не выпили. Предлагаю выпить за нас, так будет правильно. — Он поднял бокал и посмотрел ей в глаза.
Лана кивнула и послушно отпила из бокала. Потом он что-то положил ей на тарелку, она принялась жевать, но не чувствовала вкуса пищи, говорила, но не слышала своих слов, улыбалась… Но разве это была улыбка? «Андрей все испортил и даже не понимает этого. Досадно», — думалось Светлане. Еще вчера казалось, что они подходят друг другу как два кусочка сложной головоломки. А сегодня этот человек был ей не по душе.
За кофе они еще немного поговорили, и спустя десять минут Лана вежливо, даже с некоторой почтительностью, благодарила министра за приятный обед, но при этом наотрез отказалась от приглашения подвезти ее к зданию мэрии.
— У меня сегодня выходной, забыли? — шутливо заметила она и помахала рукой вслед черной министерской «Волге», когда та стремительно пронеслась мимо.
Домой она пришла обессиленная и злая. Нелепая встреча с Соколовым совсем выбила ее из колеи. Лана без конца воображала продолжение диалога с министром, возможно, они смогли бы вернуться к вчерашнему разговору. Он ведь сказал, что не отступится… Но хочет ли она этого? Вот в чем вопрос. Ведь они так мало знают друг друга! Ко всему прочему Светлану все еще тревожила утренняя встреча с журналистом. Он так и не прислал свою статью для сверки. Как бы не пришлось завтра отчитываться перед Ермолаевым за очередной журналистский вымысел.
Лана относилась к своей квартире как к надежному убежищу, но сегодня она чувствовала, что и стены дома не могут защитить ее от злого умысла чужих людей. Она предчувствовала что-то недоброе и долго не могла заснуть. «Не надо драматизировать, — уговаривала она себя, — пусть я и ошиблась в Соколове, но у меня не такая плохая жизнь. Карьера, друзья, увлечения… И если когда-нибудь на горизонте покажется подходящий мужчина, я выйду за него замуж, даже не взглянув в сторону Андрея. Скорее всего. А может, и нет…»
