– Берни Мейдофф[5]тоже рассказывал эту сказочку, когда дал деру с доброй третью всех моих сбережений. Воровство есть воровство, молодой человек. В какие бы одежды вы его ни рядили.
– Поэтому мы и здесь, – вмешалась Джейн. – Мы хотели бы взять у вас козла напрокат, чтобы все было по-честному.
Старуха откинулась на спинку кресла и рассеянно протянула похожую на клешню руку, чтобы погладить проходившую мимо кошку.
– Пятьдесят баксов в день кажется мне подходящей ценой.
– Пятьдесят баксов в день? – расхохотался Калеб. – За этого старого поганца? Да вы шутите! За такие деньги я могу заполучить козла, который чуть что хлопается в обморок, и выставлять его за деньги. К тому же вам придется платить нам за его прокорм.
– А вам придется отправиться за решетку за воровство! – отрезала пожилая дама.
– Наверное, нам стоит подать на вас жалобу в общество защиты животных за жестокое обращение.
– Давайте не будем ссориться! – вскинула руки Джейн.
– Сорок долларов и ни центом меньше! – заявила старуха.
– Знаете что? – покачал головой Калеб. – С вас наверняка станется окончательно заморить его голодом. Давайте-ка мы выкупим его у вас за сорок баксов.
В темных глазах-бусинках зажегся интерес.
– Может, я и не заканчивала колледжей, молодой человек, но с деньгами обращаться умею. Видите вон ту лампу на столе? Переверните ее. Давайте переверните ее и скажите, что написано у нее снизу.
Калеб покосился на Джейн и пожал плечами. Потом, протянув руку, приподнял лампу и заглянул под низ:
– Там пожелтевшая наклейка, на которой написано «тысяча девятьсот семьдесят шестой».
– А что еще там написано?
– Два доллара пятьдесят пять центов.
– Совершенно верно. А теперь приподнимите вон те часы рядом с ней. Что на них написано?
– «Тысяча девятьсот восемьдесят второй, пять долларов».
Старуха кивнула:
– Если хотите, можете подняться с дивана, на котором сидите, и тоже его перевернуть.
Калеб опустил часы обратно.
– Я понял, к чему вы клоните.
– Вот и славно. Я знаю, что и за какую цену было куплено. И что и за какую цену было продано.
– Знать цену вещи и знать ее ценность – большая разница, – возразил Калеб.
Джейн увидела, как губы старухи дрогнули в улыбке.
– Возможно. Но я знаю, что этот козел стоит гораздо дороже, чем какие-то вшивые сорок долларов.
– Ладно, – уступил Калеб. – Семьдесят пять.
– Триста долларов – и ни цента меньше.
– Держите карман шире. Может, я бы за него столько и заплатил, если бы он был лет на пять помоложе и не орал без умолку, как будто его убивают.
– Ладно, какая ваша цена?
– Сотня.
– Двести пятьдесят.
– Сто семьдесят пять и по рукам.
– Договорились.
Джейн молчала, наблюдая за тем, как Калеб азартно торгуется. Сейчас он раскрылся перед ней с той стороны, которую она пока не видела. И ей это понравилось.
После того как Калеб расплатился со старухой купюрами из своего конверта и та выдала ему на сдачу пригоршню старых десятицентовиков и четвертаков, которые хранила в банке из-под кофе, он заставил ее подписать купчую. Калеб нацарапал купчую на обратной стороне конверта, который старуха вытащила из мусорной корзины. Потом они ударили по рукам, и миссис Готорн вышла проводить их до крыльца.
Когда они уже спускались по ступенькам, она окликнула Калеба:
– Молодой человек, вы не окажете пожилой женщине услугу?
Калеб остановился и оглянулся. Старуха подняла костлявый палец и указала на огромную кучу дров, сваленных на траву.
– Будьте добры, принесите мне охапку дров, а то вечера сейчас холодные, а я люблю посидеть у огонька.
Джейн помогла Калебу набрать столько дров, сколько ему под силу было унести. Пронося их мимо старухи, он бросил:
– Надо бы перенести их под навес и прикрыть брезентом, а не то сгниют.
Миссис Готорн пожала плечами, как будто ничего не могла с этим поделать.
– Это было очень эротично, – заметила Джейн, когда они сели в машину.
– Подумаешь, какая-то охапка дров. Я мог бы унести и больше.
– Я не об этом. Я о том, как ты торговался. И где ты только был, когда я десять лет назад пыталась продать ей страховку?
– Мне было пятнадцать, вот где я был.
Джейн со смехом покачала головой:
– Я все время забываю, сколько тебе лет.
* * *
Когда они добрались до дома, день уже близился к вечеру. Джейн отправилась вместе с Калебом во двор, чтобы посмотреть, как продвигаются дела. Пока она была в Портленде, он сделал немало.
На расстеленном брезенте высилась куча срубленных ежевичных веток, успевших побуреть и высохнуть, и Калеб перетащил их на открытое место и сложил так, чтобы можно было поджечь. Джейн отыскала в гараже старую жестянку с жидкостью для розжига, и Калеб, от души полив ветки, поджег их. Они поставили шезлонги и, расположившись в них, стали смотреть на костер. Солнце уже клонилось к горизонту. Их свежее приобретение, Билл Клинтон, стоял на своей цепи по другую сторону костра и поочередно наклонял голову то влево, то вправо, как будто пытался лучше расслышать, что они говорят.
– Получается очень даже симпатично, – похвалила Джейн.
– Спасибо. Где-то на следующей неделе нужно будет взять напрокат культиватор, купить земли для подсыпки, и можно начинать засевать.
Джейн радовалась, что работа продвигается так быстро, но в глубине души ее грызла тревога: что будет, когда он закончит. Усилием воли она отогнала эту мысль. Ее взгляд упал на усыпанный бутонами розовый куст, подарок матери, который теперь, когда Калеб расчистил все вокруг от сорняков, бросался в глаза.
– Я же, кажется, говорила тебе, что розу тоже нужно выкорчевать?
– У меня рука не поднялась, – признался Калеб. – Ты точно хочешь от нее избавиться?
– Не знаю, – вздохнула Джейн. – Они розовые, а это был любимый цвет Мелоди. Хоть в чем-то моя мать не ошиблась.
– Она в самом деле так ужасна?
– Надеюсь, тебе никогда не придется познакомиться с ней лично и прояснить для себя этот вопрос.
