Нельзя сказать, чтобы его мучили остатки совести из-за победы или выигрыша. Все были чертовски глупы, полагая, что его мучают угрызения совести. Он в точности вычислил бы, какая дорога принесет ему наибольший выигрыш, и сделал бы все, что нужно, для того чтобы проиграть или победить. Просто он чертовски устал. Впервые в жизни у него не хватало энергии и желания. Он смотрел на все возрастающие пачки счетов, лежащих перед ним. Дав волю охватившей его ярости, он смахнул их со стола. Гроссбухи с глухим стуком свалились на пол, а отдельные листы бумаги закружились, словно осенние листья. И тут он увидел на простом деревянном письменном столе вырезанные слова. Он смотрел на них до тех пор, пока они не расплылись перед глазами. Он вспомнил советы, данные ему в детстве…
«Ты сильнее всех. Ты тот, кто все преодолеет. Тот, кто научился идти без… — Роуленд попытался остановить воспоминания. — Ты должен оставаться один, не быть ни прислугой, ни благородным. Никогда не забывать, никому не доверять, никого не любить — кроме самого себя. Никогда не давай никому то, что принесет власть над тобой. Это средство твоего разрушения, как случилось со мной».
Он положил руки и голову на письменный стол. Кровь в висках яростно стучала при каждом ударе сердца. Роуленд не знал, сколько времени прошло до тех пор, пока он ощутил прикосновение к обнаженной шее. Он резко поднял голову.
Он был уверен, что это сон. Нет. Он никогда не видел во сне ничего хорошего. Ночь заменяла собой тьму прошлого.
Перед ним стояла Элиза. Он не смог бы описать, во что она была одета, поскольку видел лишь ее полное сочувствия лицо, ее изумрудные глаза, ее ниспадающие завитки волос.
В ее глазах светились вопросы, но она ничего не говорила. Она медленно поставила на стол вещи, которые принесла с собой. Он услышал стук глиняной и серебряной посуды, однако не стал смотреть на это. От пьянящих вкусных запахов едва не закружилась голова.
— Вы должны поесть, — тихо сказала она.
— Я не голоден, — без всяких эмоций сказал Роуленд.
— Вы забыли, что такое еда, — шепотом сказала она. В ее лице не было жалости или упрека, это было простой констатацией факта.
— Вы не должны быть здесь.
— Я знаю.
— А как…
— Не думайте об этом, — тихо сказала она, обходя вокруг стола и развязывая салфетку. Когда она наклонилась, он закрыл глаза, ощутив исходящий от нее теплый аромат мыла. Локон коснулся его плеча. Роуленд отстранился, чтобы не чувствовать этих прикосновений.
Она пододвинула кресло, чтобы сесть рядом с ним — точно так, как в последний раз, когда приготовила для него еду. Только сейчас у него не было сил, чтобы воевать с ней. Он закрыл глаза и слушал, как она что-то медленно наливает в стакан.
Роуленд открыл глаза и увидел, что она наколола первый кусочек еды на вилку.
— Что это? — медленно спросил он.
— Оленина с компотом и хлебный пудинг, — негромко ответила Элиза.
— Мои люди…
— Получат то же самое завтра. Сара здесь, она помогает повару. — Она приблизила кусок к его рту. — Довольно разговоров.
Роуленд боролся с искушением. Она затаила дыхание. Он сдался, понимая, что проигрывает на всех фронтах.
Он заставил себя есть не спеша. Она не произнесла ни слова, пока он медленно разжевывал эти божественные кусочки. Когда он покончил с ароматным соусом, закусив хлебом с орехами, она подала ему бокал с вином.
— Нет, — сказал Роуленд, отмахиваясь от вина.
— Да, — возразила она.
Когда он выпил вино, она положила перед ним имбирное печенье.
— Нет, — тихо сказал он.
— Да, — еще тише возразила она.
Он проглотил комок в горле, взял маленькую вилку и отломил кусочек от запретной сладости. Вкус оказался божественным, такое подают только в раю. Она нарушила молчание:
— Вы должны были мне сказать.
Роуленд посмотрел в ее обольстительные глаза.
— Ваша кухарка очень неплоха. Даже, можно сказать, отличная кухарка.
— В самом деле? — Он не смог замаскировать иронию.
— Просто она боится вас.
— Умная женщина.
— Она боялась сказать вам, что вы исчерпали кредиты у мясника, лавочника и даже у дочери рыбака.
У него похолодела кровь.
— Единственное, что я вижу в этом хорошего, — продолжила Элиза, — это то, что вы неоднократно говорили мне об отсутствии у вас гордости, так что, то, о чем я вам говорю, не должно вас беспокоить. А вот я, видите ли, имею гордость и долг перед вами, и он тяжелым грузом висит на моей совести.
— Ваш долг?
— За помощь мне в тот день, когда я встретила вас. За то, что спрятали меня. За тот скандал, в который я вовлекала вас в церкви Святого Георгия. Кухарка сказала мне, что работники ворчат, потому что с этого ужасного дня начались отказы поставщиков.
— Что вы еще натворили? — Он хотел истины, а не рассуждений.
— Не так уж много. — Она отвела взгляд. — Генерал Пимм вернул мне отцовские вещи, а также его жалованье.
Я рассчиталась по счетам торговца рыбой, мясника и еще двух лавочников. Вы…
— Зачем вы это сделали? — Его голос был едва слышен.
Она не хотела встречаться с ним взглядом. Она собрала посуду и поставила ее на поднос.
— Потому что вы проявили доброту ко мне.
— Доброту? — Роуленд встал, едва не свалив стул. Затем схватил Элизу за руку, вынудив ее посмотреть ему в глаза. — Я никогда в жизни никому не делал чертова добра, Элизабет! — Боже, она была такая красивая, и ничто гадкое к ней не приставало!
Она положила руку ему на грудь.
— Вы не причинили мне зла, не воспользовались ситуацией, когда могли это сделать.
— Дайте время, дорогая.
— Нет. Вы никогда не заставите меня сделать то, чего я не хочу. Вы не мучаете меня чувством вины, намеками и косыми взглядами, как другие.
Он почувствовал, что его губ коснулась улыбка.
— Но вы забыли о долге, который должны выплатить за то, что я съел ваши угощения.
— Прошу прощения?
— Я должен узнать еще один секрет. Сейчас. С помощью какого крючка вас удерживает Пимм, Элизабет?
Глава 9
— Я хотела бы, чтобы вы перестали спрашивать меня о таких вещах. Никто не считает, что Пимм имеет власть надо мной, — уклончиво сказала Элизабет, не зная, какой курс ей избрать.
При свете свечи его необычно светлые глаза блеснули, когда встретились с ее взглядом.
— Люди обычно отказываются задавать вопросы, когда боятся ответа. Я не боюсь. Я намерен услышать ваш ответ. Она думала, что запомнила все детали его обветренного лица. Она ошибалась. Его лицо было намного красивее, чем она его запомнила. И пусть все известные ее знакомые говорят, что она ведет себя как дура, доверяясь таким людям, как он, она не могла удержать себя.
