Русинского твердый ненавидящий взгляд и произнес:
— Rien va plus![8] У вас ровно три часа, чтобы собраться с мыслями. Затем мы приступим ко второй части нашего, простите, марлезонского балета.
Барон щелкнул пальцами. Двое амбалов отперли дверь снаружи, выпустили всех присутствующих и заперли вновь. Русинский остался один. Подняв лицо к потолку, он зажмурился и завыл.
* * *
Прошел час, пока Русинский смог подавить лихорадочную дрожь.
Откинувшись на диване, он вспоминал деталь за деталью. Затем встал, подошел к западной стене, нащупал серебряный герб Меровингов — один из десятка, покрывавших стены комнаты — нажал на него большим пальцем и даже не поверил, услышав заметное шипение. Это шипение издавал газ, включившийся в незаметных трубах в потолке. Газ был немецкой диковиной, действие которой они с Фронтером испытали в лагерях. Идея поставить баллон с астроном пришла ему в голову 40 лет назад, когда строился особняк — на всякий случай, ибо люди, посещавшие его, весьма редко были дружелюбны.
Бросив быстрый взгляд на свечи, Русинский подскочил к дальнему краю северной стены, бухнулся в бассейн и, захватив воздуху, нырнул.
Нашарить нужную плиту оказалось непростой задачей. Он нырял уже в пятый раз, но ни одна не поддавалась, и когда уже зашумело в голове и он приготовился к смерти от угарного газа, вторая с правого края плита нехотя подалась нажатию ладони и отъехала в сторону.
Вода хлынула не так оглушительно, как он ожидал, но его сердце сжалось. Не дожидаясь, пока вытечет все, Русинский прыгнул в проем. Пролетев два метра, он упал в воду — она доходила по пояс и все прибывала, хлеща как в пробоину.
Мощная струя отшвырнула его на спину, удар пришелся на позвоночник. Сердце бешено колотилось.
Захлебываясь от потока воды, он крутанул рукой вентиль. Плита наверху медленно повернулась по горизонтали. Вода перестала.
Впереди тянулся коридор высотой в полтора метра, прорытый под дном бассейна или, точнее, бассейн был поставлен крышей над ним.
Русинский согнулся и быстро, как мог, побежал вперед и вверх, куда вел лаз.
Путь занял несколько минут. Русинский пнул ногой гипсовую фальшивую кладку. В ноздри ударила хвойная свежесть. Ломая гипс, он выбрался из северной стены дома, упиравшейся в кедровник. Остановился, чтобы отдышаться.
Вдруг его обожгла мысль: что если газ не сработает? Но бояться было поздно. Газ уже струится по трубам, по стенам, по венам, поглощает кислород в наглухо закрытом доме, ведь его бывшие коллеги боялись холода и наверняка окна заклеены насмерть. Вот Ольга откладывает в сторону журнал, вынимает сигарету из портсигара, длинный мундштук… Де Молэ достает серебряную трутницу, одно легкое движение…
Особняк приподнялся и разошелся по швам изнутри, как будто в нем выросла огромная астра и разметала все вокруг. В грудь ударили горячая волна и грохот, и следом хлынула чернота.
ЭКИПАЖ. 2 СЕРИЯ
25. IV.1986. 22:00 м.в.
Как заметил поэт, звук запаздывает за светом, но Русинский сначала различил звук, а не свет. Так мог шуметь только двигатель вертолета.
Затем он различил перед собой стекло, за которым в сплошной мгле тянулась линия горизонта. Повернув голову, рядом он увидел серую громаду, спокойно и сосредоточенно державшую штурвал в огромных руках.
Русинский попробовал оглянуться, но боль пронзила его шею.
— Ну что ж ты, герой! — заорал Дед, перекрывая грохот. — Всю программу «Время» проспал!
— Что, меня показывали? — выкрикнул Русинский, надрывая пересохшее горло и какой-то злой нерв в районе диафрагмы.
— Да нет! Сорок пять минут про то, как проходят эти пятью девять. Глубокая передача. Чистая Каббала!
Слово «Каббала» разозлило Русинского. Но пошевелиться было трудно, и он решил вести беседу более конструктивно.
— Откуда дровишки?
Дед не оглянулся, только растянул свою физиономию в ухмылке и хлопнул ласково ладонью о штурвал.
— Некоторые вещи должны быть, — крикнул он. — А что нельзя купить, то можно приобрести. Понял?
— Я одного не понял. Ты откуда взялся?
— Тебя выцепили внизу, в роще. Проследили, куда ты вернулся, подогнали машину, и пока ты пузыри пускал, увезли. Но сначала, когда ты вылетел из колесницы, ты в глубину пошел, на высшие уровни, и они тебя потеряли. Я успел вернуться раньше. Так что спасибо!
У Русинского снова заныли виски.
— А Твари? — спросил он.
— Раздолбали Тварей! — крикнул Дед. — Как только мы повернули местных, на них налетели наши ребята. В капусту порубали! Штук десять уцелело, но семерых уже нету. И остальных — почти всех! Ребята из Улан-Удэ гнались за ними аж до океана! Жаль, самые крутые Твари в бой не идут. Но ни фига-а… Еще доберемся. По крайней мере, дацан мы защитили. Будущее есть.
…Приземлились на опушке далеко за городом, возле блатного дачного поселка. Скорее всего, эти тонущие в темном далеке дома принадлежали горкомовской элите — не такие помпезные, как у обкомовцев, но добротнее алаяповатых бунгало завмагов. Русинский выпрыгнул в ночь и вдохнул свежий ночной воздух, в котором буйствовал запах весны. Размяв затекшие ноги, он направился в сторону леса, где стояла белая «Волга».
Дед тяжело выбрался из машины, сделал несколько шагов, опустился на землю и лег ничком.
Русинский бросил взгляд через плечо. Дед лежал, не подавая признаков жизни. Только сейчас Русинский заметил, что левое плечо и рука Деда залиты кровью. Он опустился на колено и перевернул Деда на спину. Тот открыл глаза.
— Бинт в правом кармане, спирт во фляге, — просипел он. — Не хотели отдавать, суки… Почему все офицеры — хохлы? Деньги подавай…
Русинский быстро нашел бинт, разодрал рукав афганки, промыл рану спиртом и перевязал плечо. Пуля прошила мышцу навылет и не задела кость, но Дед потерял много крови.
«Как же мы не грохнулись?» — не без любопытства подумал Русинский, когда поил Деда из маленькой плоской емкости с напитком.
— В больницу надо, — сказал он. — В советскую больницу — с огнестрельным?.. Нет, я по вашим кумам не соскучился.
Отказавшись от помощи, с замысловатым матерком Дед поднялся на ноги. Русинский успел поддержать его, иначе бы Дед рухнул, но тот оттолкнул его руку и, пошатываясь и вздыхая, упрямо направился к машине.
Усевшись за руль, Дед откинулся на спину и закрыл глаза.
— Чья машина? — полюбопытствовал Русинский.
— А, — Дед шевельнул больной рукой и поморщился. — Найдут где бросили. А не найдут, так меньше по гостиницам сношаться будут. Комсомольцы… Беспокойные сердца…
Немного покопавшись в карманах, Дед вынул пачку табака и принялся сворачивать сигарету.
— Ну и что теперь делать? — спросил Русинский. — План есть? Какая диспозиция?
— Сам решай. Ты положительный герой, не я.
Русинский усмехнулся.
— Я
