дорогу, а сам ни ухом, ни рылом…
— Зачем ты так! — тут же напряглась Диана.
— Как? — спросил Олег. — Он украл тебя у меня и даже не подозревает об этом.
— Почему украл? Я же с тобой…
Лицо Дольникова перекосилось.
— Я уже говорил: не смогу делить тебя с ним, — резко проговорил он.
— Но я же делила тебя с твоей женой, — напомнила Диана.
— Это другое.
— То же самое, — спокойно возразила Диана. — Просто мужчинам так удобнее думать.
— Ты так хорошо знаешь мужчин?
— А там и знать нечего.
Дольников замолчал, глядя на нее. Сегодня она не переставала удивлять. Как он не заметил, что она стала совсем взрослой?
— А если, — спросил Олег, — он откажется от тебя?
— Максим никогда от меня не откажется, — с улыбкой превосходства ответила Диана.
— Ну, а если? — пытал Дольников. — Если допустить это чисто теоретически? В этом случае ты приняла бы мое предложение?
— Он не откажется, — сказала она. — И давай больше не будем об этом. Я устала…
Они спорили до ночи, но ни к чему не пришли. Диана, одержав победу, не собиралась уступать. Дольников снова кричал, спорил, убеждал. Она в ответ лишь качала головой. Все было бесполезно. Он проиграл. Оставалось только смириться и принять существующее положение, что неустанно предлагала Диана. Но чтобы его принять, он должен был стать другим человеком, а это произойти не могло. Он был тем, кем был, и никак не мог донести до нее эту простую истину. Они, словно двое глухих, пытались докричаться друг до друга, где каждый желал другому добра, но все усилия были тщетны и приводили только к усилению непонимания.
— Ты хотя бы понимаешь, — окончательно потеряв терпение, кричал Дольников, — что ведешь себя как продажная женщина?
— Что ты говоришь? — снова плакала Диана. — Я никогда ничего такого себе не позволяла…
— Да? — язвил Дольников. — А твое поведение именно так и называется. И с тем, и с другим! С тем — потому что завидный жених, со мной — потому что начальник и можно использовать в личных целях…
— Как тебе не стыдно? — заливалась слезами Диана.
— Мне? — сатанел Олег. — Это мне должно быть стыдно? Ты хочешь жить с двумя мужчина одновременно, а стыдно должно быть мне?
— Ты ничего не понимаешь, — бралась за старое она. — У девушек очень сложная жизнь. Ты мне показался очень хорошим, вот я и…
— Да, да! — кричал Дольников. — Давай, еще про отца вспомни! Я счастлив, что заменил тебе его. Слышал уже сто раз, хватит!
Снизу постучали по батарее. Дольников опомнился. За окном стояла глубокая ночь. Диана сидела в темноте, и только свет от фонарей озарял ее фигуру.
Подойдя к окну, Олег уставился на светящиеся кроны деревьев. Они слегка шевелились — дул ветер, и его порывы освежали горячую кожу лица.
— Я поеду домой, — сказала Диана.
Он помолчал, понимая, что навсегда теряет ее.
— Значит, нет? — спросил он и на секунду замер.
— Нет, — ответила твердо.
Он подошел к ней, опустился на колени, обнял, не представляя, что она может сейчас подняться, шагнуть к двери и уехать… Допустить это было невозможно, и все, что он сейчас говорил, показалось невыносимым вздором.
— Прости меня, — сказал он.
— И ты меня, — ответила она.
Он потянулся к ней и в темноте сразу нашел ее губы. Нет, она не уходила от него. Она была рядом, и все, что им нужно было, вот эта комната и темнота за окном. А дальше они уже не отпускали друг друга, и не нужно было слов, потому что он был с ней, а она с ним, и эта была наивысшая мудрость — на эту ночь, по крайней мере. И та странная мысль, что промелькнула у Дольникова, вдруг направила его мысли совсем по другому пути и вернула надежду, которую он едва не потерял.
Часть вторая
Глава первая
Днем позвонила хозяйка.
— Олег Петрович, — без обиняков начала она, — мне сказали, что у вас вчера было очень шумно!
— Это недоразумение, Татьяна Сергеевна, — морщась, как от зубной боли, проговорил Дольников.
— Я просила вести себя прилично, — отчеканила женщина. — Вы взрослый человек, и я положилась на ваше слово. А мне звонят и говорят, что вчера у вас весь вечер был страшный скандал с какой-то юной особой…
— Татьяна Сергеевна, я сейчас очень занят, — сказал Дольников. — Извините.
Он отключился, не слушая протестующих воплей, и отложил телефон.
«Этого еще не хватало», — подумал он.
Минувшая ночь завершилась безрезультатно, а день продолжился работой, многохлопотной и бесконечной, как обычно. Это и спасало, отвлекая от болезненных мыслей.
Диана заходила несколько раз, обсуждала с ним материалы, болтала о новостях в редакции, словом, вела себя так, будто ничего не случилось.
Олег поражался ее отходчивости.
«Или она глупа до святости, — думал он, вглядываясь в ее оживленное, румяное лицо, — или получила в наследство самый счастливый в мире нрав».
Он решил пока к щекотливой теме не возвращаться. Надо было хорошенько все обдумать и понять, как действовать дальше.
Вообще же, если говорить начистоту, дела его обстояли неважно. Получалось, что совершенно напрасно он признался жене в измене и ушел из семьи. Снял квартиру, заплатив за нее баснословную сумму. Если бы все это совершалось ради их с Дианой союза, все это было бы прекрасно и замечательно. Но она уходила к другому, и ничто не могло поколебать ее решимости. И Олег, по определению Верховцева, выходил в этой ситуации «трижды дураком».
Но он не собирался сдаваться. В Диане заключался смысл его жизни, и существовала еще возможность изменить навязанный ему ход вещей. Та мысль, что пришла ночью, была подлой, недостойной взрослого мужчины, и он колебался, не зная, имеет ли право так поступить. Но она заключала в себе надежду на спасение. Ею в большей мере он и был занят два последующих дня. И даже ворох работы не мог отвлечь его от постоянного обдумывания вариантов развития событий, которые следовало ожидать в ответ на предпринятое им вмешательство.
В пятницу Олег решил действовать. Это был его «удачный день». А кроме того, Диана накануне отказалась к нему приехать, сославшись на необходимость встречи с Максимом.
Теперь она не скрывалась и упоминала имя жениха с подкупающей простотой. Видимо, решила, что Дольников со всем смирился, и была особенно нежна с ним — ластилась, как кошка, и все порывалась заняться любовью прямо в кабинете. Олега передергивало от ее прикосновений, откровенных призывов, но как мог сдерживался, понимая, что не должен ее
