я, пытаясь выпутаться из рук Егора, но тот не отпускает. Он медленно поворачивает голову к вошедшему – я вижу это в отражении на мутном стекле. – Тимур, помоги…
Костров стоит посреди комнаты, сжав пальцы в кулаки, и внимательно смотрит на нас. Вздыхает. Он спокоен, всегда спокоен. Рядом с ним я тоже успокаиваюсь.
– Отойдешь сам? – подает голос Костров.
Егор поднимает руки, отступает с милой улыбкой, а я выдыхаю и тотчас опускаюсь на пол.
– Чего пришел? Морду бить будешь? – Колчин улыбается так широко, как только может.
У него идеально ровные зубы, и теперь это кажется чем-то зловещим.
– Нет, я морд не бью.
– А что так? – Егор делает шаг к Кострову и тычет пальцем ему в плечо. – Трусишь? Силенок маловато?
– Нет, просто драки – это незаконно. И нерационально.
– Значит, если я дам тебе по морде, ты не ответишь? Проверим?
И Кострову без предупреждения прилетает удар в челюсть. Раздается противный хруст, который звучит у меня в ушах снова и снова, пока наблюдаю за тем, как Тимур ощупывает место удара.
– Егор! Хватит! Колчин, блин, прекрати!
Егор стряхивает руку и улыбается, а Костров оседает на пол, обхватывает согнутые колени руками и внимательно смотрит на Колчина снизу вверх. Но ощущение, будто на самом деле стоит намного выше. Снова невозмутимо вздыхает.
– Как жаль, что тебя не наделили разумом, чтобы решать вопросы словами, а не кулаками. – Он массирует переносицу. – Беседы, как я понимаю, не будет…
Костров не спеша встает, протягивает мне руку, и я в ужасе наблюдаю за тем, как наши с ним пальцы переплетаются. Он тянет меня на себя, бегло осматривает и заводит за спину.
В груди тревожно сжимается сердце. Оно разрывается от ужаса, перекрывает доступ кислорода. Мне радостно, что кто-то пришел и защитил меня. Трогательно, что Костров подал руку помощи. И страшно, что Егор теперь что-то натворит.
Костров поворачивается ко мне и коротко просит:
– Выйди.
– Чего?
– Пожалуйста.
Я киваю через несколько секунд и, глядя на Егора, выхожу. Запираюсь в ванной и тру ледяными пальцами лицо, а потом и вовсе уношу из квартиры ноги. Во дворе даже дышится легче. Я замечаю, что на лавочке под деревом сидит Мария Игоревна с ретривером у ног.
– Что там? – спрашивает она.
– Н-не знаю точно… Тимур попросил уйти.
Мария Игоревна закатывает глаза, достает пачку сигарет и предлагает мне, но я качаю головой.
– Что у вас происходит? – улыбается она.
– С кем из?..
– С Костровым.
– Ничего. Я водитель, он фиктивный друг. Надеюсь. – Последнее думаю про себя.
Мария Игоревна смеется и выпускает дым носом. Она забавная и милая. Молодая и дружелюбная. Преподавала у нас на первом курсе.
– А вы с Костровым дружите? – спрашиваю ее.
– Да, есть такое. Он мой брат. Хороший парень, хоть и со странностями. Боишься? – Она смотрит на окна квартиры, я киваю в ответ. – Не бойся. Тимурик красавчик, он ни во что не влезет, не зная своих возможностей.
– Но Колчин…
– Слабак твой Колчин, вот увидишь. Тимурик гений, конечно. Полон сюрпризов. – Она снова смеется, а ее спокойствие вселяет в меня надежду.
Я сажусь на корточки, глажу ретривера, который с довольным видом подставляет мне голову. Так проходит десять минут. Пятнадцать. Двадцать.
Наконец из подъезда вылетает помятый Колчин и, не взглянув на меня, садится в разбитую тачку. Следом выходит Тимур со следами мордобоя, но без критичных повреждений. Костров приближается к нам, берет поводок ретривера и сверлит меня взглядом. Я почему-то думаю, что хочу повиснуть у него на шее, хотя совершенно не имею на это права. Мы чужие друг другу. Состояние пограничное настолько, что сердце и разум вступают в схватку.
Мне кажется, что что-то изменилось. Я ловлю каждый жест Тимура, ищу в нем намек, расположение. Если он сделает ко мне хоть шаг – я сорвусь. Это логично, что я теперь могу его обнять. Да?
Он хмурится и разворачивается в сторону своего дома – я ничего не понимаю.
– Стой, Тимур! Что произошло?
– Ничего. Сегодня твой друг точно уже не вернется. Заблокируй его контакт. Не делай из себя жертву своими же руками. Я тебе в защитники не набивался и с твоими бандитами разбираться не собираюсь. В следующий раз, когда пустишь его в квартиру, будешь справляться с ним сама, – заявляет он и уходит.
Он что, зол на меня? Ну конечно же, зол! Но ведь пришел же?
– Врет как дышит, – тихо смеется Мария Игоревна за моей спиной.
Я улыбаюсь и надеюсь, что утром мы встретимся у его машины. Пока этого будет достаточно.
Глава 14
Холодное утро. Ветер пробирает до костей. Я кутаюсь в длинное серое пальто и топчусь возле машины Кострова. Вышла на пару минут раньше, чтобы он не успел смыться, – всю ночь казалось, что Тимур больше не станет со мной общаться. Даже порывалась написать, поблагодарить, спросить, все ли в порядке, но смирилась с тем, что, если буду так волноваться по каждому поводу, сойду с ума быстрее, чем могла бы. Нужно учиться терпеть. И не ждать миллиона обещаний, что меня не оставят.
Костров не уехал сам – это уже хорошо. Хотя странно, если бы было иначе, учитывая тот факт, что человек даже заводить собственную машину не умеет. Мне, конечно, слабо верится, что такой, как Тимур, мог купить права, а не сдать экзамен самостоятельно. Однако его замешательство при переключении дворников меня почти убедило.
Разглядываю ногти и усмехаюсь. Шеллак облез, из-за срывания обоев ногти стали совсем тонкими, а кожа на пальцах потрескалась и высохла. Зато каждый день я капля по капле обживаю берлогу и будто сама себя латаю, а не избавляюсь от хлама.
Костров появляется на парковке спустя три минуты – ровно в назначенное время, секунда в секунду. В длинном черном пальто, водолазке, темных джинсах. Он кажется таким обалденным, что у меня коленки дрожат, и я впервые понимаю, что это значит. Это не влюбленность или интерес, а просто эстетическое наслаждение. Так бывает, когда смотришь фильмы с молодым Орландо Блумом или Джудом Лоу. Примерно то же самое я испытывала во время просмотра заставки к сериалу «Молодой папа».
Весь такой великолепный, Костров шагает как на экране кинотеатра, а у меня сердце екает.
– Привет, – говорю я.
Он замирает и останавливается напротив. Поджимает губы и протягивает ключи.
– Привет.
Мы садимся в машину. Неловко молчим. Мне очень хочется придумать что-нибудь – завести разговор. От этой необходимости нутро сводит, а в груди какая-то
