эти движения навстречу — я, он или мы оба.
В следующее мгновение я оказываюсь прижата к крепкой груди, мужская ладонь ложится мне на затылок и слегка надавливает. А потом наступает провал, потому что наши губы встречаются.
После вчерашнего я ожидала, что этот новый поцелуй будет жестким и голодным, но Максим касается моих губ нежно и осторожно, используя ровно столько давления, чтобы не напугать своим напором.
Я чувствую вкус кофе и мятной пасты. Горячий язык медленно раздвигает мои губы, в нежной ласке касается неба, трется о мой язык лишая меня способности соображать и унося с собой остатки здравого смысла. Он все делает так искусно и умело, что мне остается лишь безропотно подчиняться этому уверенному чувственному наступлению, растворяясь в моменте.
Земля качается под ногами, и чтобы удержаться, я прижимаю руки к мускулистой груди, ощущая как под ладонями размеренно и сильно бьется сердце.
Поцелуй становится глубже. Дыхания не хватает. Горячая рука, которая по-хозяйски лежит на талии, комкает шелковую ткань, потом двигается вниз, вырывая из моей груди безотчетный стон. И это не протест — это мой отклик, инстинктивный, бессознательный ответ на предвкушение того, что должно произойти дальше.
Вместе с нем, как падают мои последние оборонительные бастионы, Максим отстраняется. Я в замешательстве смотрю на него, отмечая, что на его скульптурных скулах выступила краска, а расширившиеся зрачки почти полностью скрыли зеленую радужку глаз.
— Сохрани этот пыл до моего возвращения, — шепчет он с нескрываемым сожалением. — Я опаздываю.
Я не могу произнести ни слова. Сердце стучит, будто я пробежала стометровку, кожа пылает. Инстинктивно накрываю горящие губы пальцами. Проследив за моим движением, Максим с вздыхает:
— Я позвоню.
Я судорожно киваю. И он уходит.
Глава 24
Настроив комфортную температуру воды в душе, я захожу в выложенную мрамором кабинку и подставляю лицо навстречу упругим теплым струям.
Несмотря на интенсивную часовую тренировку в домашнем зале, которая измотала мое тело, нервы все еще как натянутая струна, а стоит мне закрыть глаза, воображение тут же рисует образ Андреева. Самоуверенный, насмешливый, страстный и нежный — такой, каким он был этим утром.
Это глупо, нелогично и совершенно недопустимо, но с момента его отъезда я не могу отвлечься от воспоминаний о том прощальном поцелуе. Причем, тревожит меня не сам факт этой нежелательной близости, а то, что я получила от нее чересчур острое удовольствие и не просто терпела, а принимала самое активное участие в интимном процессе! Что я за человек такой, отвечающий с откровенной страстью на прикосновения мужчины, которого не люблю, более того, которого должна ненавидеть?
В моем сердце никто и никогда не заменит Костю. Почему же ласки Андреева заставляют меня так легко переступать через собственные чувства и принципы и превращаться в его горячих объятиях в пластилин, послушный его воле?
Намыливаю губку и начинаю водить ею по телу, вздрагивая от того, насколько чувствительной оказывается кожа. Каждое касание люфы воскрешает в памяти прикосновения Андреева, а тело воспринимается как чужое, полное новых ощущений, которые я не понимаю и не желаю принимать. С ожесточением тру грудь и руки, желая смыть с себя воспоминания об утреннем рандеву у входной двери, но вместо облегчения по телу бежит волна дрожи.
Губка падает на мраморный пол. Я прячу в ладонях лицо, методично повторяя про себя, что не могу ощущать запах Максима на своей коже — это просто иллюзия, нервное перевозбуждение и моя собственная впечатлительность. Ничего больше.
Делаю напор воды сильнее и снижаю температуру — моя единственная надежда на холодный хлесткий душ, который обязан привести меня в чувство.
Моя установка на день — забить делами каждую минуту, чтобы не позволять себе думать об Андрееве. Получается не очень, потому что он все-равно незримо присутствует в мыслях, но я не сдаюсь. После завтрака еду к маме, где провожу больше часа за чтением вслух книги. Потом тороплюсь на занятия в университет, а вечером без раздумий соглашаюсь на предложение однокурсников сходить в кино.
В квартиру Андреева я возвращаюсь почти в девять вечера, совершенно измотанная и морально и физически, но, предчувствуя фантазии, которые начнут одолевать меня во сне, готовлю себе несколько простых сэндвичей и беру ноутбук, чтобы закончить презентацию для нового проекта по социологии.
После некоторых сомнений, я обустраиваю рабочее место не в комнате, а в общей гостиной. Здесь есть низкий столик, идеальный для компьютера и чашки чая, и удобное кресло, в которое я забираюсь с ногами. Сделав глоток горячего напитка, позволяю себе осмотреться. Несмотря на сдержанный дизайн комнаты, здесь незримо ощущается присутствие Максима. Деловой пиджак, забытый хозяином, небрежно висит на стуле. На полке над декоративным камином стоит золотистый кубок, а под диван закатился желто-зеленый теннисный мячик.
Я ежусь, потому что в этот миг особенно остро ощущаю себя здесь временным гостем. Очевидно, что эта квартира не моя и не для меня. И, если мне повезет, пройдет совсем немного времени, прежде чем я покину ее и вернусь в свой мир. Мир, в котором не будет Максима Андреева.
Стоп. Осознаю, что вновь в мыслях возвращаюсь к фиктивному мужу, и решительно открываю крышку ноутбука. Именно в этот момент на столике начинает дребезжать мой телефон.
Со вздохом тянусь за мобильным и невольно задерживаю дыхание, прочитав на экране имя абонента. «Андреев М» — так нейтрально-обезличенно я занесла номер Максима в телефонную книгу, когда поняла, что нам все-таки придется взаимодействовать и свадьбы мне не избежать.
Несколько секунд я нервно смотрю на экран, размышляя, снять ли мне трубку или притвориться, что не слышу вызов. В конце концов, вспоминаю слова мамы о том, что откладывать неизбежное — это малодушие, и решительно отвечаю:
— Алло.
— А я было подумал, что ты струсила, — мягкая хрипотца голоса Максима, доносящегося издалека, заставляет меня зажмуриться и стиснуть зубы, чтобы подавить непрошеное волнение.
— Не понимаю, о чем ты, — выдавливаю подчеркнуто равнодушно, но мой собеседник лишь усмехается.
— Еще как понимаешь, — произносит он слегка растягивая слова и, не дожидаясь готового сорваться с моих губ протеста, интересуется: — Что ты сейчас делаешь?
— Я недавно пришла. Собираюсь готовить презентацию для университета.
— Уже довольно поздно, — замечает Андреев. — Встречалась с подругой?
— Нет. Я ходила в кино.
— Что-то интересное? — на заднем фоне раздается какой-то глухой стук и щелчок.
— Новый фильм с Вином Дизелем.
— Не знал, что ты любишь лысых качков.
— Ничего против них не имею, — парирую я, отмечая новую какофонию звуков, сопровождающихся глухим ругательством Андреева.
— С кем
