class="p">Разувшись у двери, я оставил там свою сумку и пошел дальше в квартиру. Дверь в нашу спальню была слегка приоткрыта, и в ней горел свет. Я толкнул дверь и чуть не споткнулся, увидев перед собой картину.
Я моргнул, приоткрыл рот, а затем подавился своим стоном.
Лила, шалунья, распласталась на нашей кровати, с чертовым вибратором-палочкой между ног. Ее спина выгнулась над кроватью, и она издала тихий стон. При звуке моего ответного рычания ее глаза распахнулись, и она посмотрела на меня с похотливыми глазами. Ее лицо было маской удовольствия на кирпиче оргазма.
Я шагнул вперед, мой член уже затвердел. Мускусный запах соков ее киски был тяжелым в комнате, и я дернулся в джинсах. Черт возьми, эта женщина собиралась убить меня.
Смерть от киски. Да, это была бы сладкая смерть, это точно.
— Что ты делаешь, Лила? — спросил я, мой голос был хриплым и грубым для моих собственных ушей.
Она застенчиво улыбнулась мне.
— Кончаю.
Я остановился у края кровати, и мой взгляд опустился между ее бедер. Я чуть не зарычал при виде ее красной, опухшей киски. Она держала вибратор на клиторе, совершая небольшие круговые движения. Ее соки стекали вниз и покрывали простыню под ней.
— Сколько раз ты уже кончила?
Ее зубы впились в нижнюю губу, и она прикусила ее, сдерживая еще один жалобный всхлип.
— Один раз… и… О, Боже, я собираюсь… снова.
Ее ноги дрожали, когда она подняла бедра, терлась о вибратор, как она делала бы с моим членом.
— О, о… Мэддокс, о Боже… Мэддокс!
Мой контроль оборвался.
С тихим рычанием я лихорадочно сорвал с себя рубашку и джинсы и залез на Лилу.
— Это закончится прямо сейчас, черт возьми.
Ее карие глаза были полны чистой похоти, и она злобно ухмыльнулась.
— Ты не можешь меня трогать, — сказала она. — Вызов.
— К черту вызов, — прошипел я, отталкивая ее руку от ее жадной киски. Я бросил вибратор на пол и развел ее бедра вокруг своих бедер, зацепив ее лодыжки за свою задницу.
Лила не сопротивлялась мне. Она просто… ухмыльнулась.
Потерся своей твердой частью о ее складки, мой член был покрыт ее сладким возбуждением, и мой взгляд опустился на вершину ее бедер. Я смотрел, как ее опухшие половые губы разошлись, и ее отверстие практически плакало от желания.
Она была чертовски заряжена и готова.
Я схватил ее за талию, сжал. Это было единственное предупреждение, которое она получила, прежде чем я вошел в нее, войдя внутрь одним быстрым движением, погрузившись в нее по самую рукоять.
Лила задыхалась.
— Блядь.
Блядь, действительно.
Мое тело напряглось, мышцы спины сжались, когда я старался не кончить от первого толчка. Тугая оболочка ее киски собиралась убить меня. Она была чертовски мягкой и мокрой, я легко входил и выходил.
— Ты. Сводишь. Меня. С. Ума, — прорычал я, подчеркивая каждое слово резким толчком.
Лила вскрикнула, ее глаза закрылись.
— Открой свои глаза.
— Мэддокс.
— Открой глаза, Лила. Посмотри на меня. — В моем голосе звучала угроза.
Ее глаза распахнулись, и они были стеклянными от похоти. Мой член набух, когда я стучал внутри нее. Она обвила руками мою шею и цеплялась изо всех сил, всхлипывая каждый раз, когда я вытягивался, и стонала при каждом глубоком толчке.
Ее когти царапали мою спину, царапая мою плоть. Я истекал кровью за нее. Трахаясь с удовольствием.
Наши губы нашли друг друга, обезумев от страсти. Безумные и отчаянные.
Ее бедра сжали мои бедра, а мои пальцы впились в ее талию так сильно, что я знал, что они оставят следы. Хорошо. Ей нужно было напомнить, кому она, блядь, принадлежала.
И кому принадлежали ее чертовы оргазмы.
Мое сердце колотилось в груди, мчалось, как лошадь на скачках.
Лила выдыхала мое имя, стонала его снова и снова. Мои яйца напряглись, и она вцепилась в меня мертвой хваткой, дергаясь и корчась подо мной.
Она откинула голову назад, находя свое освобождение с низким стоном. Лила никогда не выглядела более красивой, чем сейчас.
Я кончил внутрь нее, наши глаза встретились. Моя сперма вытекала из ее киски, стекая между ее дрожащими бедрами и покрывая простыню нашей смешанной эссенцией.
Лила уткнулась лицом в изгиб моей шеи, и ее зубы царапали место за моим ухом.
— Я выиграла, — выдохнула она с захватывающим дух смехом.
Боже, я любил ее.
Я чертовски любил ее.
— Я не хочу, чтобы ты двигался, — призналась Лила мне на ухо.
Я тоже не хотел двигаться. Мой полужесткий член был вполне счастлив там, где он был. Я перевернул нас, и мы легли на бок, удерживая нас вместе. Она пульсировала вокруг меня, ее киска все еще дергалась после ее освобождения.
Лила посмотрела на меня сонными карими глазами и нежной улыбкой. Ее черные волосы прилипли к вспотевшему лбу, и она устало моргнула, глядя на меня. Лила по-прежнему выглядела такой красивой. Моей.
— Ты меня убиваешь, — прошептал я, коснувшись губами кончика ее носа.
— Ты и меня убьешь. — Моя грудь сжалась от ее хриплого признания.
Наши лбы соприкоснулись, и мой взгляд опустился туда, где ее сиськи были прижаты к моей груди. Ее шрамы выглядели красными и злобными на фоне блестящей потной кожи. Я провел пальцем по неровным резким линиям. Она вздрогнула, но не остановила меня. Ее шрамы звали меня, и я почувствовал потребность прикоснуться к ним. Почувствовать их. Я провел пальцами по ее прошлому, отслеживая вмятины и острые края ее души.
Ее сердце забилось от моего прикосновения, и я почувствовал это. Почувствовал отдающуюся эхом боль, которая все еще хранилась в ее сердце.
— Больно? — спросил я, хотя уже знал ответ.
— Больше нет, — тихо ответила Лила. — Иногда мне кажется, что это больно, но на самом деле это не так… но мой терапевт сказал, что это все в моей голове. Это что-то вроде призрачной боли. Мое тело помнит это, хотя мои шрамы больше не болят.
Ее пальцы сомкнулись вокруг моего запястья, но не отдернули мою руку. На самом деле, она положила мою ладонь себе на грудь, чувствуя, как бьется ее заикающееся сердце. Ее кожа казалась бархатной под моими мозолистыми пальцами, но я сохранял нежность прикосновений.
— Знаешь, что больнее всего, Мэддокс? — Она говорила тихо, ее голос был едва слышен.
— Скажи мне, — прохрипел я. Расскажи мне все, Лила. Расскажи мне каждую частичку своей боли и позволь мне нести ее за тебя.
Она издала короткий безрадостный смешок. Боль в ее голосе была такой тяжелой, что моя грудь сжалась в ответ.
— Дело в том, что я никогда не смогу добиться справедливости. Для меня. Для моих родителей. Я давно приняла этот факт, но он все еще причиняет мне боль.
Моя голова
