доктрин в предположительно объективные научные объяснения реальности[335]. Но Майр задает вопрос: а что, если телеология присуща самим биологическим процессам, а не привносится туда людьми? «Использование биологами так называемого телеологического языка вполне правомерно. Это не означает ни отказа от физико-химического объяснения, ни отсутствия причинного объяснения»[336]. В поддержку своего утверждения Майр отмечает, что примеры целенаправленного поведения широко распространены в природе. Действительно, «возникновение целенаправленных процессов является, пожалуй, наиболее характерной чертой мира живых систем»[337].
Обратимся к самому Докинзу и к образу, который играет центральную роль в «Слепом часовщике». В следующем, основном, разделе этой главы мы рассмотрим образ Бога как божественного часовщика и то, как богослов начала XIX века Уильям Пейли трактовал его применительно к миру живого.
Божественный часовщик: грандиозная (но поправимая) ошибка Пейли
Концепция Бога как часовщика, на разрушение которой Докинз тратит столько времени, была разработана Робертом Бойлем (1627–1691) в конце XVII века. Бойль сравнивал закономерности и сложность устройства Вселенной с астрономическими часами Страсбургского собора. Это был несколько поспешный ответ на интеллектуальный вызов со стороны так называемой «механической философии»[338]. Первоначально примененный к физическому миру образ Бога-часовщика в конце XVIII века был перенесен на биологическую область знания. Получившийся результат одни сочли обнадеживающим, другие – глубоко неудовлетворительным.
Книга «Слепой часовщик» представляет собой значительную и весьма успешную атаку на представление о Боге-часовщике, относящееся к XVIII веку. Но какие из этого следуют выводы? По сути, Докинз демонстрирует, что весьма специфическое понимание учения о сотворении мира, возникшее в контексте исторических обстоятельств Англии XVIII века, полностью подрывается дарвиновским эволюционным подходом. И мало того, прежде чем Дарвин дискредитировал концепцию, в дальнейшем развитую Уильямом Пейли, она уже была отвергнута многими ведущими теологами своего времени, такими как Джон Генри Нью-мен (1801–1890). Ввиду важности этого пункта мы рассмотрим теорию Пейли подробнее.
Тот факт, что Уильям Пейли делал упор на кажущуюся «изобретенность» биологического мира, обусловлен сугубо английской спецификой, которая объясняется сложным взаимодействием политики и религии в Англии начала XVIII века. Этот сюжет настолько же увлекателен с исторической точки зрения, насколько он важен по отношению к тезису Докинза о «слепом часовщике»[339].
Ряд событий конца XVII века затронул как британскую политическую систему, так и общество в целом, что вынудило англиканскую церковь перейти к оборонительной риторике[340]. Одно из этих событий имеет для нас особое значение: это возникновение деизма – мировоззрения, которое признает божественное происхождение творения, но отвергает любое последующее участие Бога в судьбах мира. Деизм создал проблемы для государственной церкви, особенно в отношении того, как следует толковать Библию и традиционное церковное вероучение. Под впечатлением от открытых Исааком Ньютоном законов механики многие в церкви стали подумывать о том, чтобы для построения новой христианской апологетики обратиться к окружающему миру[341].
Надо сказать, что интерес к природе всегда был частью христианской интеллектуальной традиции, однако в прошлом обращение к чудесам и красоте окружающего мира обычно вело к созерцанию красоты божественной[342]. Хорошо известно, что одним из наиболее фундаментальных импульсов, приведших к развитию естественных наук в XVI и XVII веках, была вера в то, что тщательное изучение природы влечет за собой более глубокое понимание Премудрости Божьей[343]. Как выразился великий натуралист Джон Рэй (1628–1705)[344]: «Для свободного человека нет более достойного и восхитительного занятия, чем созерцать прекрасные творения природы и воспевать бесконечную мудрость и благость Божию»[345].
Однако все изменилось в начале XVIII века. Возник новый подход к богословию, известный как «естественная теология», или «физическая теология» (от греческого слова physis – «природа»). Ее приверженцы утверждали, что существование и атрибуты Бога могут быть выведены из окружающего мира логическим путем. По мере того как рационализм все более овладевал интеллектуальной жизнью Англии, англиканская церковь отреагировала на это смещением акцента с традиционных источников авторитета (таких как Библия) на мир природы. В диалоге со все более и более скептически настроенным миром, чтобы доказать существование и мудрость Бога, церковь стала обращаться к порядку вещей в природе.
Первоначально «естественная теология» взывала к упорядоченности физического мира, и прежде всего к открытым Исааком Ньютоном (1642–1727) законам «небесной механики». Ньютон вдруг стал рассматриваться как основатель нового подхода к христианской апологетике. В начале 1700-х годов «физическая теология» вошла в моду, однако вскоре то, что казалось многообещающим союзом науки и религии, привело к растущему и потенциально необратимому отчуждению[346]. Подход, когда-то отстаивавшийся ведущими учеными своего времени, перешел в явно менее компетентные руки епископов и архидиаконов, которые зачастую повторяли заимствованные и недопонятые идеи, чье значение они к тому же были склонны преувеличивать. В результате складывалось впечатление, что согласно ньютоновской системе мир является самодостаточным механизмом, который не нуждается в божественном управлении и поддержке своего повседневного функционирования[347]. Вместо того, чтобы укрепить веру в Бога, эта система сделала ее совершенно ненужной.
К концу XVIII века многие представители британской культурной элиты пришли к выводу, что система Ньютона ведет скорее к атеизму или агностицизму, нежели к вере. Ньютоновский синтез физических наук и религии потерпел неудачу. Словами «последовательный ньютонианец обязательно является атеистом»[348] Перси Биши Шелли (1792–1822) выразил формирующийся консенсус эпохи: обращение к физике – не очень результативный путь для христианской апологетики.
Итак, если физика – это тупик, как насчет биологии? Возможно ли выстроить аргументы в пользу существования Бога на основе обращения к живой природе, а не к орбитам планет? Пейли вдохнул в этот подход новую жизнь, и так вышло, что достиг успеха, какого даже не мог себе представить. В результате создалось совершенно ложное впечатление, что интеллектуальная достоверность христианства каким-то образом зависела от основанного на образе Бога-часовщика подхода Пейли.
Книга «Естественное богословие или свидетельства о существовании и атрибутах Божества, почерпнутые из явлений природы» (1802), оказала глубокое влияние на английскую религиозную мысль первой половины XIX века и, как известно, была оценена молодым Чарльзом Дарвином. Пей-ли находился под сильным впечатлением от открытий Ньютона, свидетельствовавших о системном характере мироустройства – в особенности применительно к «небесной механике». Ему стало ясно, что Вселенную можно рассматривать как сложный механизм, действующий в соответствии с постоянными и постижимыми принципами.
Пейли перенес образ Бога-часовщика из физической области в биологическую. Теперь уже живая природа должна была рассматривается как «изобретение»: важный термин, подразумевающий замысел и конструирование. Наличие и того и другого в биологическом мире Пейли считал очевидным. По его утверждению, только сумасшедший может предположить, что столь сложная
