что Синди с ним будет хорошо. Именно ей, моей сестрёнке. Она добрая, честная, скромная и порядочная девушка. Принц непременно поймёт это, а, значит, неизбежно её полюбит, оценит и никогда не обидит изменой.
И перед Синди мне тоже было стыдно. Потому что…
Я вошла в пещеру, неглубокую, больше похожую на навес. Каменный пол был выстелен ковром из мха — моя идея. Я сама собрала этот мягкий, лёгкий, зеленовато-серый материал и разложила повсюду. Марион только подсмеивался. Я же длинным ножом срезала тоненькие ветки и сложила из них два ложа. Это несколько удивило принца:
— Вдвоём же теплее, — возразил он.
Но не стал спорить. Он вообще был пофигистом, и мои причуды, мне кажется, его не смущали. Впрочем, на фоне причуд его семейки они, наверное, смотрелись как безобидное чудачество.
Утро только-только вставало. Я вышла из озера, когда оно едва начало розоветь и над ним ещё поднимался пар. Марион спал. Он не был любитель рано вставать. Я остановилась и посмотрела на него. Принц умудрялся спать, закинув руки за голову и улыбаясь во сне. Губы его чуть подрагивали, тёмные ресницы — тоже.
И мне снова до безумия захотелось лечь рядом и почувствовать его тепло. И сильную руку на своих плечах.
Да. Марион мне нравился. Очень.
Вот же засада!
Я не имела права на него! В этого парня влюбилась моя сестрёнка. Это был — её принц, не мой! Но с каждым утром, с каждым днём, с каждым вечером, с каждой выловленной им рыбой и запечённым в углях кроликом я теряла голову всё сильнее.
И дело вовсе не в мужском обаянии. Марион не вёл себя со мной, как с женщиной. Он был расслаблен и прост, и вот это-то и подкупало сильнее всего.
— Ты чего, Дрэз? — принц открыл глаза и усмехнулся. — Думаешь, не будет ли проще меня пырнуть кинжалом?
— Ага. Именно это и думаю, — проворчала я.
И отвела глаза.
С ним было легко и хорошо. Вот уже четыре дня хорошо. Слишком легко и хорошо. Сердце тоскливо сжалось.
— Что будем делать дальше? — в который раз спросила я, проходя и садясь к кострищу, окружённому камнями. — Мы не можем вот так жить вечно.
— Звучит заманчиво, — рассмеялся Марион и вскочил.
Да уж.
Он был такой… радостный. Такой живой и… И я разозлилась. На себя, не на него, конечно. Но досталось неизбежно ему.
— Моя мама, наверное, с ума сходит от тревоги, — проворчала я злобно, словно столетняя карга.
— Мать? Ты мне не говорил, что…
— Это само собой подразумевалось.
Марион помрачнел. Мне стало стыдно. Я закусила губу и отвернулась.
— Я — купаться. Разожги костёр, — велел принц и вышел.
Воздух в пещере словно потяжелел. Я посмотрела вслед парню. Я — не дура. Ну или не совсем. Не хочу быть с ним грубой. Просто он не должен ко мне привязываться. Да и мне к нему — не надо было. Это ж сказка «Золушка», это не моя сказка. Нечестно было бы разрушить счастье Синди.
Присела к костру и принялась высекать из огнива искру в сухой мох, которым были проложены веточки. Что-то защекотало щёку, укололо глаз. Я моргнула. Потом ещё. Вытерла слёзы.
Ну вот… раскуксилась.
А с другой стороны… Пока Марион накупается вволю… Почему бы и не поплакать? Может, станет легче?
— Я хочу домой, — прошептала я в тоске, села, всхлипнула и закрыла лицо руками. — Домой! К маме и папе. А не вот это всё!
Да, я уже поняла, что я не отсюда. Это не сумасшествие. Слишком много технических знаний из другого мира. Слишком много разных всплывающих мелочей. А вчера Марион предложил научить меня фехтованию, и, когда я немного пришла в себя и перестала так бояться сверкающего перед глазами острия, принц удивлённо воскликнул: «то есть, ты не только музицируешь, ешь ножом и вилкой, но и знаком с искусством шпаги? Дрэз, признавайся: чей ты бастард?». А я осознала окончательно: все мои воспоминания — правда. Не вымысел свихнувшегося рассудка.
Вот только я не могла вспомнить ни своё имя, ни имена родителей, ни их лиц, ничего существенного. Одни мелочи.
Я обхватила колени руками и разревелась всерьёз. Ещё и этот рыжий кот! Он каждую ночь приходил ко мне во сне, мурлыкал и тёрся, словно хотел что-то сказать.
Внезапно меня обняли и прижали к чему-то широкому, тёплому и…
— Ну-ну… малыш, — прошептал Марион и погладил мои отросшие волосы.
Вы знаете, да, что случается с женщинами, которых начинают утешать? Я разрыдалась в три ручья, уткнувшись в его плечо. А в памяти вдруг всплыла картинка-воспоминание: я вот так же рыдаю в папино плечо, а он успокаивает меня. Только той мне лет шесть, не больше.
— Так, — принц вдруг отстранил меня и заглянул в лицо. — Пошли.
Вскочил, схватил меня за руку, утянул наружу.
От восходящего солнца падали косые сосновые тени, трава сверкала росой. Принц бросил мне шпагу, обнажил свою.
— К бою, Дрэз! К бою. Через пять секунд я буду иметь честь атаковать вас, сударь.
— Я не…
Но Марион помахал клинком, поднял и отвёл левую руку. Перенёс вес на левую, полусогнутую ногу, отставленную назад. Не шутит же! Мне пришлось поспешно встать в дуэльную стойку.
— Пять! — воскликнул принц.
Кончик его шпаги ударил по острию моей, а затем последовал почти неуловимый, точно бросок змеи, выпад. Я перешла в оборону. Контратаковала. Обманный выпад в голову. Укол в область сердца, с лёгкостью отбитый Марионом. Лязгнули гарды, сцепившись. Его лицо оказалось совсем рядом. Карие глаза горели воодушевлением. А меня неудержимо повлекло желание прикоснуться к его губам и…
И я оказалась на земле. Горлом почувствовала лёгкий укол.
Марион заржал:
— Ты труп, Дрэз!
Отвёл оружие, протянул мне руку, но я прошипела:
— Обойдусь.
И вскочила.
— Ты вообще находил хрустальную туфлю Золушки или нет⁈ — крикнула в отчаянии. — Или её подобрал какой-нибудь дворник и выбросил в мусорку?
Почему, ну почему всё не так, как должно было быть⁈ Почему принц не ищет прекрасную незнакомку? Я же видела своими глазами! Синди ему понравилась! И почему моё сердце так глупо трепыхается?
Марион удивился:
— Да, нашёл.
— Ты? Или кто-то…
— Я.
— И выбросил?
Он задумался, вспоминая.
— Вроде нет, — произнёс неуверенно. — Почему это тебя интересует?
— Просто ответь!
Принц с опаской покосился на меня. Попробовал потрогать мой лоб, но я отступила и рыкнула.
— Нет, не выбросил, — выдохнул Марион с облегчением. — Прикольная вещица. Я всё гадал, у кого из девчонок хватило ума плясать в стеклянной обуви. Это ж надо быть
