внимание рассеется, нападут все разом».
Он представил это как наяву… а ещё представил, как сбегает вниз, едва ли не кубарем по склону катится, и с ходу влетает в стаю. Чихает огнём влево, затем вправо…
«А потом меня прикончат, – попытался Джек урезонить собственное воображение. – Пристрелят из ружья раньше, чем волков».
Выстрелов к тому времени отгремело уже пять, а волчий труп валялся на выстывшей обочине только один – серое и тёмно-красное на буром, сухом, ломком. Звери передвигались слишком быстро, действовали чересчур умно для обычных лесных хищников, а мужчина явно экономил пули. И становилось ясно как день, что стоит ему отвлечься, скажем, на то, чтобы перезарядить ружьё… Джек медлил; серое небо словно бы прогибалось от собственной тяжести, опускаясь всё ниже, и вот зыбкая дымка уже касалась верхушек деревьев и дальних холмов.
Он думал о том, что не всякую помощь люди готовы принять; а ещё о том, что добрые поступки зачастую не вознаграждаются, а наоборот, наказываются, и не всегда очевидно, где добро, а где зло, и вот, например, Ава…
«Стоп, – разозлился Джек на самого себя. – Я не позволю какой-то там козе лезть мне в голову и решать, что надо делать!»
И – припустил с обрыва.
По мёртвой траве; по склону, глинистому, холодному, влажноватому под этими ломкими стеблями; сквозь клочья тумана, запах пороха и дыма. Ветер свистел в ушах, шерсть стояла дыбом, как наэлектризованная – вот-вот искра проскочит, и каждый следующий прыжок был словно бы длиннее, а отпечатки лап в земле – всё глубже.
Когда Джек очутился внизу, то сам себе он виделся не пугливым лесным зверьком с некрупную собаку размером, а чудищем с телёнка величиной. Волки казались маленькими… да и люди на телегах – не сильно больше.
– Пошли к чёрту, – подумал Джек. А может, и сказал – в лисьей шкуре разница размывалась, да… – Ну! Кыш!
Волчье кольцо перетекло, выгнулось полумесяцем. Предводительница – матёрая, страшная, с голодным морозным блеском в глазах и белой полосой по хребту – принялась заходить сбоку, скалясь.
Джек припал на передние лапы – и чихнул, наморщив нос.
Огонь вырвался огромным зыбким клубом, зыбкий, жаркий, оранжево-золотой, как последний луч заходящего солнца. Пылающая волна разом накрыла и волчью предводительницу, и двух зверюг правей её.
Послышался визг; запахло палёным.
Стая дрогнула – и драпанула в стороны.
«Рано радоваться».
Джек крутанулся на месте, взрывая когтями утоптанную глину дороги – и дохнул пламенем в другую сторону. Кажется, кого-то задел, но кого – и сам не понял. От жара в глазах щипало, в носу свербело от гари… Почти вслепую Джек прыгнул, цапнул кого-то за загривок – в пасть хлынула солоновато-горькая кровь – и отшвырнул добычу. Сплюнул наземь клок шерсти, повертелся на месте, высматривая врагов – но рядом никого больше не было. Как не было и поодаль. На дороге, сбоку от телеги, валялся волчий труп с обгорелой почти до костей мордой, не предводительница стаи, а кто-то помельче. Дальше багровел окровавленный клок шерсти, а цепочка багровых капель уходила к замятой траве – и в холмы.
«Ружьё, – вспомнил Джек. – Так. Спокойно, медленно оборачиваюсь… И, если что – бегу. Будет совсем не круто, если меня сейчас просто пристрелят».
…торговец сидел, широко расставив колени, и хватал воздух ртом. Гибрид ружья и револьвера валялся где-то на дне телеги, совершенно бесполезный. Женщина в меховой куртке – видимо, телохранительница – стояла с топором наизготовку, следя за каждым движением возможного врага…
«Меня?»
Джек неловко кувырнулся, едва не свернув себе шею, и поднялся уже на две нормальные человеческие ноги. Щёку стягивало что-то; он осторожно потёр кожу – липкое, тёмно-красное, остро пахнущее…
«А. Кровь».
Стараясь выглядеть дружелюбно и безобидно, Джек улыбнулся, так обаятельно, как только мог – и заискивающе поинтересовался:
– Э-э… До города подкинете?
Мужчина на телеге громко сглотнул и спросил в ответ:
– До какого?
– А какой есть? – выгнул брови Джек, так, чтоб это смотрелось забавно. – Я, э-э, заблудился. В целом, наверное, можно до любого города, но лучше это обсудить в другом месте, а то вдруг вернутся те страшные, зубастые. С хвостами.
Судя по выражению лица женщины с топором, «страшным, зубастым и хвостатым» тут было одно-единственное существо, причём не волк, и никого подвозить она не собиралась. Но мужчина неожиданно ответил:
– И то верно. Залезай.
Так Джек неожиданно для самого себя очутился в торговом караване, маленьком, но самом что ни есть настоящем.
В путь они двинулись не сразу – сперва пришлось вернуть убежавших лошадей. К счастью, у купца был волшебный свисток: одна длинная, переливчатая трель – и они вернулись, крупные, зловещие, серые в белых пятнах. Джеку лошади не понравились, и он им – тоже, но хватило пары яблок, скормленных с ладони, чтобы если не завязать дружбу, то хотя бы установить вежливый нейтралитет.
Яблоки, похоже, были универсальной ценностью – что в человеческом мире, что в землях Эн Ро Гримм.
Купца звали Сайко, и он родился на востоке. Верней, на юго-востоке, в местечке, известном как Поющий Город. Если кому-то требовался хороший музыкальный инструмент, особенный, то ехать надо было именно туда. В Поющем Городе жили мастера, умеющие вдохнуть жизнь в арфу, или флейту, или гитару, или цитру – да хоть в старый барабан, заново обтянув его кожей. Настоящее волшебство, пусть и не всегда доброе: так несколько лет назад появились слухи о смертоносной пастушьей свирели, чьи заунывные звуки заставляли слушателя буквально вывернуться наизнанку.
– Не для пастуха её делали, не для пастуха, – вполголоса сообщил Сайко, заговорщически придвинувшись к Джеку. И, помолчав, добавил ещё тише: – А ещё недавно заговорили о проклятой скрипке, которая лишает человека воли, может заставить и плясать, и плакать, и смеяться – что угодно владельцу… Но кто её мог сделать – не знаю. Мало у нас скрипичных мастеров.
Джек невольно вспомнил Сирила – и то, как он разом очаровал целую толпу волшебного народа одной музыкой, без всякого колдовства.
«Не всегда нужен магический инструмент».
Но так он подумал, а сказал совсем другое:
– Честно признаться, меня больше пугает пастушья флейта.
– А чего её бояться, – пожал плечами Сайко. – Как услышишь и почувствуешь, что желудок с печёнкой наружу просится, так замажь уши воском, или глиной, или
