вперед экспертов, успевших облачиться в комбинезоны.
– Ах ты тварь!
Нападение получается неожиданным. Черный успевает среагировать лишь на звук открывающейся двери. На площадке слишком много людей – Федоров, его адвокат, Тихомиров, участковый, двое экспертов, сам следователь и двое понятых. И в эту толпу с разбега вламывается парень. Махая кулаками, он прокладывает себе дорогу к Федорову. Достается участковому, который стоит ближе всех. Дверь напротив открыта, там маячит Андреевский с растерянным видом.
– Падла! Убью! За Ларку убью! – орет парень, впечатывая кулак в лицо Федорова.
Тот пытается закрыться руками, но реакция оказывается не такой, как надо. Влажно чавкает. Федорова отбрасывает назад, на адвоката. Парень рвется следом, занося кулак для нового удара. Понятая, женщина средних лет в домашнем халате и тапках, охает.
– Остановить!
Черный подается вперед, но Тихомиров проворнее. Оперативник ныряет под нападающего, блокируя его руку и выворачивая ее назад, одновременно давя на парня всем весом. По инерции тот падает на пол, чуть придавливая Федорова. Федоров, упав на задницу, отползает к стене, отталкиваясь ногами. На его стремительно оплывающем лице застывает ужас.
Все происходит за считаные секунды, по ощущению растянувшиеся в минуты и часы. Тихомиров все еще выворачивает руку парню, когда из соседней квартиры наконец выходит Андреевский.
– Пусти! Урою суку! – бьется под капитаном парень.
– Ты кто такой? – орет ему Витек.
– Это брат Авакумовой, да?
Черный переступает через кучу-малу на лестничной площадке и оказывается лицом к лицу с Борисом Петровичем.
– Зачем?
– Ну так как же? Тут же такое вот. Они же знать должны, – блеет тот.
Черный раскрытой ладонью коротко ударяет Андреевского в солнечное сплетение. Ударяет несильно, но тот сгибается, хватая ртом воздух. Николай хватает Бориса Петровича за куртку, не давая ему упасть.
– Мы еще поговорим с вами об этом, – обещает Николай страшным спокойным тоном.
Андреевский только раскрывает рот.
В глазах столичного следователя растекается тьма. Та самая, которая может затопить все вокруг, поглотить весь мир. Холодные пустые глаза, жестокие и безжалостные. Никогда прежде ни у одного другого человека Андреевский не видел таких жутких глаз. Даже на заре своей карьеры, когда ему приходилось иметь дело с убийцами.
Черный как следует встряхивает Бориса Петровича, давая выход своей ярости. Слышит клацанье зубов и отталкивает старого следователя.
– Уведите его, – приказывает он Тихомирову.
– Есть. Вставай!
Витек рывком поднимает брыкающегося парня на ноги.
– Пшел!
Парень пытается ногой дотянуться до скулящего Федорова, за что получает чувствительный тычок в спину от оперативника. Черный останавливает капитана, собравшегося сплавить Авакумова патрулю, дежурящему у подъезда.
– Не туда. Домой его отведите.
Тихомиров глядит на следователя и подчиняется.
– Мы разберемся, – обещает Черный проходящему мимо немного сникшему парню.
– Там мамка, – говорит Авакумов с чуть подрагивающей нижней челюстью. – Плохо ей стало, когда этот пришел.
Андреевский вжимается в стену, стремясь стать невидимым. Даже думать он сейчас не может, хочет только отмотать время назад и не стучать в эту квартиру.
– «Скорую» на адрес вызовите и проследите там, – глядя только на Тихомирова, распоряжается Черный.
– Сделаю.
Витек тоже заглядывает в эти страшные глаза следователя по особо важным делам. По загривку пробегают холодные противные мурашки, хотя Витьку доводилось видеть в жизни достаточно – и под пулями ходить, и нож в ребро отхватывать. Но Черный уже берет гнев под контроль, гася необузданную ярость и меняя ее на холод расчетливости.
– Мы будем жаловаться! – предупреждает адвокат, помогая Федорову подняться на ноги.
– Ваше право, – кивает Черный. – Пройдемте в квартиру. Понятые, вы тоже. Участковый, запишите данные в протокол.
Николай говорит ровным голосом, но сжимает кулаки. Пальцы все еще мелко подрагивают, во рту стоит привкус металла и горечи.
* * *
– Сергей Алексеевич? – удивляется Катя.
– Я, Катюша, – улыбается Миронов. – Меня же к вашей группе приписали, вот я с экспертами и напросился. Мало ли, может быть, нужна будет моя компетенция, так сказать.
– Мы можем начинать? – вмешивается Иглевич.
Главный врач переминается на месте. Такое внимание к клинике не нравится ни ему самому, ни руководству.
Руководство, между тем, обещало с минуты на минуты прислать юриста, чтобы тот уладил все дела с увольнением Федорова. Виновен врач или нет – ему больше не место в этом медицинском учреждении.
– Мы можем начинать? – переспрашивает Смородинова эксперта.
– Мои ребята готовы, – кивает он.
Миронов, сложив руки на груди, стоит рядом с капитаном.
– Как вы думаете, что они там найдут?
Смородинова не отвечает, боясь сглазить. Катя почти наяву видит, как в эту машину – совершенно обычную, каких на дорогах города каждая третья – садится Алина Браун. И, если Катя правильно помнит дело Авакумовой, Лариса пропала по дороге домой с работы. Значит, и эта девушка могла запросто сесть к доброму водителю, решившему ее подвезти. Сесть и никуда не доехать… Катя затаивает дыхание.
Облаченные в защитные костюмы, как космонавты, эксперты распахивают дверцы машины. Щелкает затвор фотоаппарата, фиксируя все беспристрастно и полно. Один из экспертов снимает работу коллег. Умелые руки в перчатках ощупывают каждый сантиметр сидений. Поднимают коврики. Открывают бардачок, упаковывают в разные пакеты каждый предмет. Маркер, подписать, снять, уложить в чемоданчик. Следующий.
– Знаете, Катюша, а ведь у моей жены точно такая же машина, – говорит Миронов.
– Что?
Смородинова слишком увлечена своими мыслями.
– Вот точно такая же, – подбородком указывает Миронов. – Езжу на ней иногда. Только у нас номер без нолика. Не желает следствие нашу машину проверить?
– Ой, Сергей Алексеевич, давайте без ваших этих шуточек, пожалуйста, – отмахивается Смородинова.
– Как знаете, – добродушно улыбается Миронов. – А Николай Дмитриевич где?
– К Федорову поехал.
– Как он вам?
– Федоров? Неприятный, если честно. Я не понимаю, что в нем девки находят. От него же веет какой-то падалью, – кривится Катя.
– Н-да, характеристика, – усмехается судмед. – Я вообще-то про Черного.
– А, ой, – смущается Смородинова, отворачиваясь, чтобы Миронов не увидел, как вспыхнули ее щеки. – Ну… он нормальный.
– Мне тоже так показалось, – кивает Миронов. – Я думаю, что Николай Дмитриевич – интересный человек. Глубокий. Он был у меня на днях, хорошо посидели, пообщались. Пригласил его на выставку.
– Куда?
– У меня, Катюша, выставка скоро персональная. Готовлюсь потихоньку, – несколько высокомерно говорит Сергей Алексеевич. – С утра, знаете ли, тела вскрываю, а по вечерам оформляю картины. Иногда до поздней ночи засиживаюсь. Искусство, знаете ли. Уже почти все закончил. Скоро нужно будет в галерею отвозить.
– Вы рисуете? – Смородинова смотрит на него. – Никогда бы не подумала…
– Что с моей профессией у меня есть тяга к прекрасному? – Миронов сдержано хохочет. – Ну да, в это, наверное, сложно поверить. Но я с детства рисую. Говорят, вполне недурно получается, раз уж
