Да какие тут подробности? Жахни молнией в момент казни, вот тебе и знак с небес.
— С чистого неба? — ворчливо спросил архимаг, но сам уже наклонился над землей и принялся вычерчивать рунный круг.
— Спасибо, — всхлипнула Аркадия.
— Подумать только: архидемон и темный уговаривают меня спасти невинную жизнь! — пробурчал в ответ дед, рисуя очередной контур.
Как же надоели ему эти архаичные костыли с узорами на земле, но иные пути пока что были закрыты — только через преобразование сырой силы мира в контурах многогранных фигур. Слишком слаба была энергетика юных тел, слишком мало могла хранить готовой для применения магии, а ведь основная ее часть нужна как раз таки для активации эфирной конструкции, и куда меньшая — для поддержания. Было бы все иначе — проблем стало бы куда меньше, а на банальную молнию не пришлось тратить целый десяток минут.
К моменту, когда вокруг архимага была завершена прихотливая — все-таки воздух, иначе нельзя — фигура, на помосте завершил свою речь старик-староста. Представители власти скромно отошли в сторону, уступая место еще одной персоне — на этот раз с обнаженным торсом, в маске из мешка с прорезями. Впрочем, анонимность палача была вполне условной, так как из толпы его то и дело подбадривали по имени. Вместе с собой палач затащил на сцену массивный и довольно высокий табурет, приладил его под виселицу и что-то шепнул осужденному. Фраза, по-видимому, возымела эффект — лесоруб сам поднялся, нагнул голову и не стал сопротивляться затянутой петле.
— Теперь он его спрыгнуть уговаривать будет? — с интересом произнес архимаг.
— Да в первый раз вешают, наверное, — хмыкнул в ответ Фил, — где-то слышали, что-то видели, а как организовать — не знают.
— Вы будете его спасать, или что?.. — топнула ножкой Аркадия.
— Любой ваш каприз, — ответил дед, зажал уши ладонями и слегка приоткрыл рот, словно в зевке — остальные поспешили повторить за ним нехитрые действия, закрыв глаза вдобавок — архимагу же придется ударить точно, дабы чудо действительно выглядело чудом. Благо цель неподвижна — горе-палачи действительно принялись упрашивать лесоруба оттолкнуть массивный табурет в сторону, так как выбить его самим никак не получалось.
Ослепительная вспышка чувствовалась даже сквозь ресницы, оглушительный грохот заставил присесть, даже несмотря на то, что его ждали — уж слишком громко и слишком рядом ударила молния.
Аркадия проморгалась, потерла ушки руками и с удовольствием посмотрела на эшафот — рядом со сценой лежали вповалку люди, кричали женщины, стонали задавленные, кто-то бил обидчику морду, но не это главное — на деревянной конструкции потряхивал головой целый и живой лесоруб, с ошейником из остатков палаческой веревки, кончик которой все еще дымился, но, к счастью, не горел. Еще один огрызок веревки догорал на самом верху виселицы, вместе с ней самой. Представители власти мало чем отличались от людей обычных, вот только падать им было на два метра выше — скатились с помоста на землю, оглушенные.
— Вот оно — мастерство, — со значением произнес архимаг.
На импровизированную трибуну тем временем вскарабкалось новое действующее лицо — в бежевой сутане, с медным треугольником-медальоном на цепочке поверх широкой груди.
— Духовенство, как по заказу, — довольно прокомментировал дед.
Фил не решился вставить слово, чтобы не испортить триумф старшему родственнику — уж больно лицо у того было счастливое.
Духовенство действительно не подвело и выдало жаркую проповедь на целых шесть минут — ровно до того момента, когда другие представители власти опомнились. На фоне горящей виселицы все смотрелось особенно эффектно — да и не нужны тут декорации, когда народ поражен в самые глубины души произошедшим, стоит на коленях и готов проникнуться чем угодно — только говори.
Опомнившись, главный стражник, как это принято в искусстве спора, все же перекричал церковника и вытеснил на край площадки. Еще три минуты он, староста, палач и двое помощников тушили виселицу. Еще минуту пытались найти замену веревке. В итоге стражник плюнул, обнажил меч и замахнулся на лесоруба — тот никуда и не собирался убегать, так и сидел себе, мотая головой — пытался выгнать гул, что набатом бил в ушах.
Еще одна вспышка ударила по глазам — на этот раз бело-розовые круги пошли и у Фила с Аркадией, о новом ударе их не предупредили.
Когда маги смогли проморгаться, со сцены исчез глава стражи, но добавился хорошо прожаренный, дымящийся кусок мяса и почерневшая полоска стали рядом. Через мгновение еще один удар молнии заставил людей прижаться к земле — на этот раз досталось старосте.
— Что два раза ходить? — ответил архимаг на вопрос в глазах внука.
Уже без конкуренции, духовник продолжил стихийный митинг о каре за несправедливый суд. Народ гудел одобрительно — мол, лесоруба все знают, не мог он. Что мешало добрым мирянам вступиться за односельчанина часом раньше — оставалось загадкой.
Дети затерли следы магической фигуры и без всяких препятствий пошли к сцене — где-то там должна быть их мама, она же — будущий мостик между двумя семьями: не особо нормальной архимагической и вполне нормальной — покалеченного лесоруба.
Мама нашлась рядом с заплаканной девушкой — обе прижимались друг к другу и самозабвенно рыдали, не обращая внимания на окружающих.
— Вечером? — кивнул на них Фил.
— Вечером, — ответил архимаг, прекрасно понимая, что в женскую истерику лучше не лезть.
— Рано мы пентаграмму стерли, — как-то грустно произнесла Аркадия.
Со стороны «замка» барона уже вовсю неслись конные. Десяток воинов выглядел грозной силой — копыта поднимали пыль огромным плащом позади них, блестел металл, гордо смотрели в небо острия слегка наклоненных вперед копей.
— Что хочу сказать — мы старались, — пожал плечами архимаг.
Всадники остановились возле эшафота, некоторое время прислушивались к речи пастыря, о чем-то между собой поругались, после чего вперед выступил один из них — самый представительный и, видимо, авторитетный — этого авторитета, свисающего впереди через пояс, у него было куда больше, чем у остальных.
— Любимый народ! — гаркнул он, выехав впереди сцены — люди благоразумно уступили ему дорогу. — Наш глубокоуважаемый, справедливый, мудрый, смелый, храбрый и великий барон, рассмотрев дело пристально, с присущей ему справедливостью, мудростью, сме… умом, повелевает! Не виновен! — гаркнул он последнюю фразу, как самую важную. — Барон велел оправдать! А виновные наказаны самими богами! Как вы все видели!
— Приятно-то как, — фыркнул архимаг.
— Всем веселиться в день
